Но происходит нечто противоположное: постепенно, почти незаметно Тамбера меняется, делает уступки своей совести и в конце концов превращается в перебежчика, в сторожевого пса, преданно служащего поработителям Лонтора, в изменника своего народа и родины. С большим внутренним тактом и мужеством, шаг за шагом, прослеживает писатель эволюцию падения Тамберы. Сперва — мелкие подачки, которые милостиво бросает сыну старосты голландский чиновник ван Спойлт, затем — острая влюбленность туземного юноши в красивую племянницу ван Спойлта Клару. Дело кончается тем, что в самый разгар борьбы крестьян с колонизаторами Тамбера открыто переходит на сторону голландцев, поселяется в крепости, надевает солдатский мундир, униженно прислуживает голландскому офицеру Риттеру. Рабская преданность врагам вытравляет из сердца юноши былую любовь к матери, опустошает душу. Чтобы не вызвать гнев Риттера, Тамбера отказывается даже присутствовать на похоронах матери. Тамбере кажется, что его никто не может понять: лонторцы с презрением отвернулись от перебежчика, отец и тот не желает с ним разговаривать, у голландцев отступник вызывает чувство брезгливости, они всячески помыкают им, зная, что Тамбере пути назад нет. Он предал самое святое — родину.
Вначале может создаться впечатление, будто к отступничеству Тамберу привела безрассудная любовь к голландской девушке Кларе. Сам Тамбера оправдывает свою измену якобы тягой к знаниям, к цивилизации. «Вот почему, мама, я ушел к голландцам, — говорит он матери. — Я хочу многое узнать и понять, чтобы потом всему этому научить мой народ. Я хочу, чтобы лонторцы стали просвещенными, культурными людьми. И если ты все-таки считаешь, что я не прав, так хоть не показывай на людях свое невежество». И еще: «Хоть бы уж скорее голландцы навели на нашем острове свои порядки. А то ведь какое кругом невежество!..» Тамбера берет на себя смелость судить о культуре своего народа. Лонтор — маленький остров среди тысяч островов Малайского архипелага. И на этих островах, которые населяют восемьдесят два миллиона человек, в незапамятные времена возник особый жизненный уклад, расцвела своеобразная, неповторимая культура. Когда голландцы еще ходили в звериных шкурах, индонезийцы уже создали систему мер и весов. Высока была техника ирригационного строительства. Как о том свидетельствует хроника, в 450 году правитель могущественного государства Тарумы всего лишь за двадцать дней смог прорыть канал длиной в пятнадцать километров! В то время архитектура и искусство Индонезии достигли таких высот, что намного превосходили лучшие образцы архитектуры и искусства Европы. Яванцы создали прекрасные величественные храмы Прамбанана, Панатарана, Боробудур. В X веке на Яве появились книги, написанные прозой и в ритмизированной форме. В осаде Малакки, захваченной португальцами, участвовало триста индонезийских кораблей, которые огнем своих пушек нанесли значительный урон колонизаторам. Издревле индонезийские мореходы вели торговлю с Арабским Востоком, Африкой, Индией, Китаем и другими странами. Культура этих стран оказывала влияние на культуру народов, населяющих Малайский архипелаг. Слабость Индонезии была не в отсутствии культуры, а в разобщенности, в наличии множества феодальных княжеств, которые беспрестанно вели между собой войны и не смогли объединиться для совместной борьбы против захватчиков. И голландцы всячески старались использовать в своих целях эту раздробленность, междоусобицу, искусственно разжигая раздор между раджами.