— А голландец-то красивый?
— Пусть хоть раскрасивый! Но он из чужой страны. У них свои обычаи. Если бы он согласился жить по адату, может, его и приняли бы. Но, говорят, он собирался поселиться с Сембокой в доме, где живут все голландцы.
Разговор прервался. Все замолчали.
— Поешь тапиоки, сынок, — еще раз предложил хозяин дома.
— Не хочу, дядя Амбало. — Тамбера встал. — Слышите, как шумят на улице? Наверное, начинается петушиный бой. Пойду погляжу.
Амбало с женой и сыном остались на террасе доедать тапиоку, а Тамбера, попрощавшись, пошел в ту сторону, откуда доносились голоса. Рядом с хижиной рыбака Вины собралась толпа, образовав круг. В центре два петуха остервенело наскакивали друг на друга. Зрители криком и улюлюканьем подзадоривали их. Громче всех кричал сам Вина: как видно, один из бойцов принадлежал ему.
Тамбера мельком глянул на петушиную схватку, посмотрел на вошедших в азарт лонторцев и, не задерживаясь, пошел домой.
У хижины Ламбару ему пришлось остановиться. Хозяин дома, завидев Тамберу, пригласил его зайти на минутку, посидеть, потолковать. Но, услышав голос Ривоти, которая распевала в доме песни, Тамбера поблагодарил за приглашение, мысленно прибавив: «Пока эта противная девчонка живет в этом доме, ноги моей здесь не будет».
Наконец он добрался до дому. Мать с отцом только что отобедали. Вубани позвала сына к столу, но он ответил, что не голоден, и быстро прошел в свою комнату.
Тамбера сказал правду, он и в самом деле еще не проголодался. В его словах не было ничего странного. Но мать по тону голоса поняла, что с сыном опять творится что-то неладное, и это встревожило ее. Не прошло и пяти минут, как Вубани вошла в комнату к сыну. Он сидел в углу на циновке, обхватив руками колени.
— Ты болен, сынок?
— Нет.
— Почему ты не стал ничего есть? Почему забился в угол?
— А что, нельзя?
— Веселого человека дьявол боится. Печаль да кручина — вот что дьяволу мило. — Вубани внимательно посмотрела сыну в глаза. А когда заговорила снова, в ее голосе стали слышны тревожные нотки. — Тамбера, что с тобой? Что тебя огорчило?
Тамбера резко поднялся.
— Где там твоя еда? — грубо спросил он и вышел из комнаты. Мать последовала за ним, не отрывая от сына глаз.
Она догадывалась, о чем грустит Тамбера. И, подавая ему кушанье, промолвила со вздохом:
— Как бы радовалось мое сердце, сынок, если бы ты надумал жениться.
— Что? Почему я должен жениться? Я и не думаю об этом! — Тамбера говорил раздраженно, со злостью, и мать почла за лучшее не продолжать разговор.
Но тут вмешался Имбата.
— Хочешь ты или не хочешь, — сказал он, — а пришла пора подумать о женитьбе.