«Тоже ведь человек! — подумал он. — Сколько же всякого люда на свете!..»
За восемь месяцев, проведенных в Констанце, много людей встретилось ему на пути, но ни с одним из них не почувствовал себя Янко сильнее. Какая-то тяжкая пресыщенность охватывала все его существо, когда он думал об этих восьми месяцах. Где те надежды, с которыми он прибыл сюда? Куда делась мечта обрести здесь какую-то опору и смысл, которые понапрасну искал в Уйлаке, Хуняде, Смедереве! А что он тут получил?
Янко вдруг страшно захотелось домой, он едва сдержался, чтобы не вскочить с места, не выбежать тотчас. Внизу, у алтаря, кардинал все бормотал, бормотал, будто вовсе не собирался заканчивать мессу. Янко взглядом нашел отца. Войк сидел за спиною Сигизмунда, почти в последнем ряду, с опущенной головой, — быть может, молился. Как знать.
Наконец месса закончилась. Ропот волнения прокатился по толпе. Открылась дверь ризницы, оттуда ввели Яна Гуса. Два священника, держа за руки, провели его и поставили на возвышение посреди главного нефа. Он стоял, опустив обритую голову, бородатый, в простой священнической одежде, похожий на нищенствующего монаха. Тысячи любопытных глаз скрестились на нем, но он, казалось, даже не замечал бурлящую вокруг толпу.
«Постарел-то как», — подумал Янко, и эта мысль словно разбудила в нем простой человеческий интерес к священнику. До сих пор история с Гусом не занимала его вовсе, — пожалуй, она интересовала его меньше всех прочих здешних дел. Хотя чего только не слышал он о Гусе. Решил: «Еретик», — и больше о том не думал. Да и готовящееся зрелище не было необыкновенным в его глазах: он уже видел, как сажают на кол разбойников-крепостных, как сжигают ведьм, — и нынешнее дело считал примерно таким же. Лишь однажды, много дней назад, он забрел, разыскивая отца, в синодальный дом, когда там шел допрос. Отец действительно был там — последнее время старик с головой ушел в споры о церковных делах, хотя прежде они его совсем не интересовали. Теперь же он высиживал на всех советах собора до конца, да и дома они с Радуем ни о чем ином и говорить не могли. Долго смаковали, как ловко Сигизмунд перехитрил папу, наводнившего вселенский собор своими приверженцами, оговорив, что право голоса дается не каждому присутствующему, а лишь одному посланцу от страны. Часами толковали и о том, что папа сбежал под покровом ночи из Констанца, — потому, дескать, и на нынешнем совете не был. От души хохотали оба, одобряя хитрость Сигизмунда, который тайком обнадежил пятерых-шестерых кардиналов, посулив им папство, дабы настроить против Иоанна XXIII. Янко со скукой слушал эти разговоры и, как только мог, сбегал от них с превеликой поспешностью.