Он томно вздыхал в опускавшихся сумерках и думал о том, что говорил ему вечером Витез:
— Редкий алмаз… зорко храни…
— Только блеск у алмаза этого малость холодноват, — высказал Хуняди свои душевные сомнения.
— Истинный алмаз холодно сияет средь камней и в футляре. Но когда его носят, и блеск у него ярок, и сам он теплый!..
Конечно, Витез прав окажется, ибо он всегда бывает прав, такой это умный человек и… и надо, чтобы он прав оказался!.. Да и почему ему не быть правым? Хотя Янош почти на двадцать лет старше Эржи, в нем еще достаточно пыла, чтобы разжечь ее… Интересно, вот живут люди рядышком, словно бы нарочно друг для друга созданные. Когда он впервые увидел Эржи, ей лет пять было, а ему давно перевалило за двадцать: в делах любви он был весьма опытным молодым человеком. Помнится, он еще от души посмеялся про себя, когда по дороге домой деспот полушутливо-полусерьезно заметил, что маленькая Эржи будет ему доброй женой. Он смеялся, думая: я — и едва научившаяся лопотать девчушка… Тогда мечты все еще влекли его к Анне Уйлаки, и он смеялся…
Теперь он вновь смеялся, припомнив все. Анна Уйнаки давно стала женой Лацко Перени, она толстая, немолодая уже женщина, и у нее трое детей, а он — жених юной, милой девушки… Ну, как тут не посмеяться?
Он долго размышлял об этом в надвигавшихся сумерках, и тяжелые дни и годы легкими мотыльками порхали перед ним на крыльях воспоминаний. Их поддерживало переполнявшее его счастье…
Хуняди не заметил, как совсем стемнело, и очень удивился, услышав звук созывавшего к обеду колокола.
Когда он вошел в столовую, почти все сидели уже на местах и развеселившийся Ласло Силади рассказывал Сигизмунду:
— …надо было охранить посевы конопли от ворон. Вот мы и посадили на колы парочку живых огородных пугал…
Спустя несколько дней дождь все-таки прекратился, выглянуло солнце, и королевская свита могла двинуться дальше. Дороги были еще грязны, но равнина дышала паром под солнечными лучами, так что казалось, к небу поднимаются настоящие облака. На полях трудились крепостные, сеяли коноплю. То один, то другой останавливался в конце поля спиной к бороздам и высоко подбрасывал шапку, чтобы конопля уродилась такой же высокой…
Хуняди смотрел на них, потом оглянулся на терявшуюся в весеннем тумане Хорогсегскую крепость и громко гикнул от радости.
— Расти, моя радость, высоко-высоко! — Он показал на башню, и все витязи от души над ним посмеялись.
— Спятил ты на старости лет! — сказал Денгелеги, но Янош не обиделся, а хвастливо возразил:
— И ты бы так спятил от радости, было б от чего! Старый ты хрыч!