– Мясник с заказами не справляется, – сообщила Марта, – пан Марек велел завтра на завтрак рыбу жарить.
Осмотрев потрошенные тушки в тазу, я одобрила заготовки:
– Головы лучше на суп пустить, добавьте корень петрушки, морковь, немного картофеля.
– И клецки, – подсказала Гося.
Повариха многословно поведала, что без наших советов вполне проживет, и предложила Госе своими клецками хоть подавиться, потому что они, как любой хозяйке известно…
Когда я вернулась с хозяйственного двора со шкатулкой под мышкой, скандал как раз был в разгаре. Женщины орали друг на друга, в выражениях не стесняясь. Я немного послушала, нашла прикрытый полотенцем холодный мясной пирог, угостилась им, решила, что пирог хорош, а Марта действительно прекрасная повариха, велела всем замолчать и веско сказала:
– Вы, пани Марта, отныне на трактирной кухне хозяйка, и никто, кроме меня, вам не указ. Ты же, Госечка, назначаешься главной по гостям, на тебе – зала, а Марек и Петрик – в подчинении.
Ход оказался крайне удачным, девушка приосанилась, повариха вернула на место скалку, которой размахивала. Мы обсудили завтрашнее меню и пожелали друг другу спокойной ночи. Работницы отправились досыпать, я, прихватив с собой кусок пирога на дорожку, пошла к себе.
Как замечательно, что можно есть без опаски. И плохо, что чего-нибудь запить с собой не прихватила. Сидра, например. Надену на чародея браслет, после из-под крана напьюсь.
Я поднималась по темной лестнице, миновала второй этаж, шкатулка была небольшой и совсем легкой, полированное дерево приятно пахло. Сандал? Свернув к последнему пролету, я замерла. Туманная бледная фигура парила в нескольких шагах от меня. Призрак? Где моя сковородка? Так в спальне осталась. Домашние туфельки были без задников, при каждом шаге каблуки могли стукнуть по ступеням. Я разулась и продолжила подъем на цыпочках, держа в одной руке шкатулку, в другой – туфли. Фигура приблизилась, но не потому, что плыла навстречу, наоборот – мы двигались одним и тем же маршрутом, только я чуть быстрее, и оказалась не привидением, а полуголой, то есть облаченной в одну ночную сорочку, черноволосой панной. Смоляные кудри блестели в лунном свете, и полуобнаженные плечи от них в плане блеска не отставали. Девушка осторожно кралась, прислушиваясь, но на меня ни разу не обернулась. У двери детской помедлила, а когда я шепотом спросила: «Вы кто?» – лишилась чувств.
«Песья дрянь!» – подумала я, опускаясь на колени. Панна оказалась молоденькой и не особо хорошенькой, тонкие губы, нос крючком. Я похлопала по смуглым щечкам.