– За каким фаханом, – спросила я строго, – ты в трактир явился?
– Работаю я здесь, – объяснил Марек, поглядывая на прочих присутствующих, как будто за поддержкой, – о чем имеется бумага, заверенная в магистрате.
Прочие – Гося, Петрик, повариха, дочь ее прыщавая, две новеньких девицы и пан Рышард, выглядывающий из-за занавески вразрез трактирным законам – поддержку оказали.
– Да-да, бумага… Моравянка парня прогнала, но это же только из спальни… Мало ли, может, хлопец ее, Моравянку, как-то неправильно по ночам ублажал, кто этих пришлых знает…
Разозлившись, я стукнула кулаком по столу так сильно, что задребезжала посуда:
– Посторонние немедленно покидают кухню! Немедленно! Ты, Марек, на меня не работаешь, пошел вон! Гося, Петрик, в залу! Вы…
Как этих девиц-то зовут? Неважно! Все вон!
Меня послушались. То есть на самом деле это чернявый развил бурную деятельность: кого ущипнул, кого дружески по плечу хлопнул, извинился перед обидевшимся паном Рышардом, помог Марте прибраться. Я же, делая вид, что не злюсь, приступила к завтраку. Каша была холодной и слишком сладкой, булочки на вкус как глина.
– Адель, – проговорил Марек, когда я отодвинула тарелку, – ну прояви хоть толику милосердия. Я ведь люблю тебя, в разлуке страдаю.
– Это понарошку, не на самом деле.
– Любовь, может, и не настоящая, а боль вполне реальная.
– Мне что за печаль?
Мы помолчали, чародей несколько раз вздохнул, промокнул сухие глаза кружевным платочком. К слову, за ночь Мармадюк успел разжиться новой одеждой, судя по тому, что камзол был длинноват и узок в плечах – шитой на пана бургомистра. И платочек был с караколевой монограммой. Поняв, что сочувствия от меня не дождаться, чернявый решил зайти с другой стороны:
– О трактире, Моравянка, подумай. Лучшего работника, чем я, тебе не найти. Не хочешь, чтоб я тебя домогался – не буду, позволь только днем здесь подле тебя находиться.
– На здоровье, – холодно улыбнулась я, – в зале общей хоть до закрытия сиди, только за пиво платить не забывай. Мы гостям рады.
Пришлось на минуточку отвлечься: Марта с поваренком, закончив прибираться, пошли к себе, я поблагодарила за работу и попрощалась. На кухне мы остались вдвоем с Мармадюком. Он потоптался с другой от меня стороны стола, немножко подумал, спросил растерянно:
– Ты мне мстишь? За то, что я тебя в спальне запер? Прости… Если есть что-то, чем я могу эту вину искупить…
– Пожалуй, есть… – Выдержав торжественную паузу, я продолжила: – Отдай мне золотой кусочек оленьей шкуры, который ты припрятал, и будем квиты.
Удачно мне про чешуйку вспомнилось, очень удачно. Марек прав: он прекрасный работник, в таком качестве он трактиру нужен. Но если сейчас начнет юлить, изворачиваться, попытается оправдаться или скажет, что уже фаханьему принцу кусочек отдал…