В квартире Коноваловых поселились теперь Тищенко. Вячеслав Евгеньевич теперь был профессором аналитической и технической химии[205]; в большую комнату, где жили девочки Коноваловы, въехал новый лаборант Алексея Евграфовича, Лев Михайлович Кучеров. В квартире, в которой жили Тищенко, временно поселили посторонних лиц, ее оставили для будущего нового профессора кафедры неорганической химии, так как Д. П. Коновалов больше не читал лекций, его временно замещал Александр Александрович Яковкин[206], профессор Технологического института, который читал неорганическую химию и на ВЖК. Летом был произведен ремонт коноваловской квартиры, от большой гостиной, в которой было три окна, отделили комнату и там поместили Андрюшу. Он в этом году кончил гимназию, но не Ларинскую. Уже несколько лет и он, и его братья учились в частной Лентовской гимназии, я тогда не допытывалась о причинах перехода, мне казалось, что в частной гимназии должно было быть лучше поставлено преподавание (как у нас в гимназии), но, судя по рассказам Андрюши, никаких преимуществ в этой гимназии не было, только дисциплина была слабее. Андрюша часто приходил ко мне по вечерам, и мы играли с ним в шахматы. Он собирался поступать в Университет на историко-филологический факультет.
С уходом Д. П. Коновалова[207] отец стал главою всех университетских химиков, имя его уже было широко известно как в России, так и за границей. Лучшим отдыхом для Алексея Евграфовича по-прежнему была охота. Еще со времен пребывания его преподавателем Михайловского артиллерийского училища отец состоял членом военного общества охоты и несколько раз в год ездил охотиться в принадлежащие ему угодья. Весной он любил ездить на тетеревиный и глухариные тока, на тягу вальдшнепов и привозил нам этих красивых птиц. Зимой он ездил на облавы зайцев, привозил обычно по нескольку штук, так что хватало и нам, и Тищенко. Один раз он привез рыжую лисицу, сделанный из ее шкурки коврик несколько лет лежал на рояле. Ездил один раз и на медведя, но безрезультатно. Когда он возвращался с охоты, от всей его охотничьей амуниции приятно пахло порохом, болотной тиной, влажной кожей. Возвращался он всегда оживленный, показывал свои трофеи и рассказывал о своих впечатлениях. На облавах гонщиками обыкновенно бывали крестьяне из ближайших деревень, которыми руководили егеря. Один раз в качестве гонщиков были взяты солдаты из расположенной поблизости воинской части. По окончании облавы походные кухни привезли солдатам обед, и начальство предложило охотникам отведать солдатского хлеба и соли. Может быть, такое угощение было предвидено заранее, может быть, и нет, во всяком случае, на этот раз солдатский обед был очень хорош: жирные щи с мясом и каша с маслом. Отец всегда не прочь был хорошо покушать, любил все острое, соленое. Он часто повторял русскую поговорку: «Кто ест солоно да горько, умрет не сгниет». В этом отношении он был полной противоположностью В. Е. Тищенко. Я помню, как один раз за все время мы по какому-то случаю, вернее всего из-за болезни домработницы, обедали у Тищенко. Я привыкла к нашему столу, к жирным наваристым супам, к тому, что ко второму всегда был какой-нибудь, часто довольно острый, соус, и меня поразил обед, который нам подали у Тищенко: на второе был антрекот (отварное мясо) с отварным картофелем. У нас к такому мясу всегда подавалась подливка с хреном, здесь же кроме мяса с картошкой ничего не было. Сухая эта пища никак не шла в мое горло, и я оставила половину своей порции на тарелке.