Восьмое число пришлось на пятницу. В субботу я поздно встала и приходила в себя после всех треволнений последних дней. В воскресенье я ездила кататься на лыжах, а в понедельник вечером наши молодые вернулись домой. За время их отсутствия я получила от них две открытки от девятого и десятого числа. В основном писала их Мария Маркеловна, а отец внизу приписывал несколько строчек, подписываясь тем шутливым названием, которое мы с ним давали друг другу — «каноганога».
С их возвращением началась новая жизнь. Для нас новым было только ее постоянное присутствие и то, что она теперь была хозяйкой. Я передала ей хозяйственные деньги и разные тетрадки и больше хозяйственных дел не касалась. Для нее же жизнь была новой во всех отношениях: нужно было сживаться с Алексеем Евграфовичем, у которого были свои, годами сложившиеся привычки, и характер был не из легких. Сама она привыкла с юных лет жить самостоятельно, не давая никому отчета, а тут вошла в семью со сложившимся укладом. Кроме того, тут была Мария Павловна, не обладавшая достаточным тактом и чуткостью, часто делавшая ей больно своими безапелляционными заявлениями «У нас всегда так делали», если Мария Маркеловна хотела что-нибудь сделать по-своему. Живя постоянно одна, Мария Маркеловна не имела никакого понятия о хозяйстве. Мы с ней потом часто вспоминали, как она, увидев в супе брюссельскую капусту, думала, что эти шарики сделаны руками кухарки. Я тоже ничего не смыслила в хозяйстве, но с меня и спрос был другой. Наши баптистки за время моего правления избаловались, и весной пришлось их заменить новыми домработницами. Мария Маркеловна принимала близко к сердцу всякие хозяйственные неполадки и свои промахи. По всем вышеупомянутым причинам ей было нелегко привыкать к новой жизни. Она часто расстраивалась и частенько плакала, а вместе с ней плакала и я. С тех пор у меня установилось к ней отношение не как к матери, а как к ребенку, страдающему ребенку, которого нужно успокоить, утешить и которому надо всячески помогать. Я была тогда молодой, выносливой, сильной духом и как могла успокаивала ее, помогала ей словом и делом, была ей всегда опорой и помощницей.
Я всегда считала, что любовь должна быть деятельной, одних ласковых слов и любования недостаточно, надо делом показывать свою любовь. Когда любовь сильна и истинна, тогда такая деятельность становится потребностью и доставляет человеку истинное счастье. Впоследствии они с отцом хорошо сжились, но я все-таки всегда была ей ближе всех. Она меня любила как самая лучшая мать, заботилась обо мне. Болела обо мне душой, но все-таки я была ее нравственной опорой, поддерживала ее во всех ее несчастьях.