После смерти матери у меня в сердце образовалась пустота, что причиняло мне страдание, стремление ее заполнить. Теперь сердце мое было переполнено, и я была счастлива. День свадьбы приближался, все приготовления были закончены, угощение было заказано в ресторане. Отец не хотел венчаться в университетской церкви, там было бы слишком много любопытных, он выбрал для этой цели домовую церковь детского приюта на 8-й линии (там теперь помещается школа № 25). После свадьбы молодые должны были поехать на три дня в Гельсингфорс (Хельсинки). Утром в день свадьбы мы с Марией Маркеловной поехали в магазин и накупили разных пряников и конфет, погрузили большие мешки на извозчика и поехали в приют, вызвали там начальницу и передали ей это угощение для приютских детей. Начальница тепло поблагодарила Марию Маркеловну и сказала, что много свадеб венчали в их церкви и ни разу ни одна невеста не подумала о детях. Днем я ходила в парикмахерскую устроить себе прическу, что было не так просто, так как я презирала завитые волосы, а прямые волосы трудно уложить красиво, но в общем вышло неплохо. Невесту одевали по всем правилам: белые шелковые чулки и подвязки подарила ей Конкордия Федоровна Рожанская. Обычно их должна дарить самая счастливая замужняя женщина, и Конда считала себя таковой. В белую лайковую туфельку положили под пятку золотую монету, одели фату и венок из померанцевых цветов. Посажённые отец и мать Паршаковы благословили их иконой, которая потом все время висела в теперешней Машиной комнате. Поднесли им хлеб, соль. Шафером со стороны Марии Маркеловны был Юрий Кадо, племянник Федора Васильевича, который довольно долго жил у «старичков» одновременно с Марией Маркеловной. Это был высокий, интересный молодой человек, он привез два роскошных букета — один невесте, другой — мне как первой подружке. Со стороны отца шафером был Н. А. Прилежаев. Часов в шесть подали карету, и мы отправились в церковь. Я первый раз была на православной свадьбе, служба мне очень понравилась. Когда разостлали розовый атласный коврик, они вступили на него одновременно. Гостей на свадьбе было много, всех я, наверное, не вспомню. Из Тищенко были только Вячеслав Евгеньевич и Андрюша. Были Паршаковы, Чугаевы, Иоцич, С. С. Колотов, Ирина Старынкевич, Погоржельские, Кучеров, остальных не помню. В столовой большой стол ломился под тяжестью всевозможных угощений, кроме горничной Амалии за столом прислуживал Петр Малафеев в нарядном костюме. Отец был во фраке с белым галстуком. Около десяти часов молодые поехали на вокзал, я поехала их проводить, со мной поехал Ю. Кадо. Гости остались пировать, в гостиной устроились танцы, разные игры. Когда мы вернулись с вокзала, веселье еще было в полном разгаре и продолжалось далеко за полночь. Несмотря на то что была середина зимы, цветов на свадьбе было множество — и в виде букетов, и в горшках. Ирина подарила им какое-то цветущее деревце, усыпанное розовыми душистыми цветами, в букетах были розы всех оттенков, гвоздики, сирень и другие цветы. «Старички» прислали из Женевы поздравление и золотые часы с монограммой, которые Мария Маркеловна мне потом подарила и которые я ношу до сих пор. Поздравительных телеграмм и писем прислали множество со всех концов страны.