Вот что рассказала Оля. Приехала она в Алатырь поздно вечером и сейчас же отправилась в больницу, где узнала страшную правду. Врачи и сестры рассказали ей, что Алеша проболел десять дней, болел очень тяжело, бредил. Ни антибиотиков, ни сульфидина тогда еще там не было, тяжелая форма болезни не поддавалась устаревшим методам лечения. Из больницы Олю направили в какое-то общежитие, где ее устроили на полу на матрасе. Всю ночь она не спала, измученная дорогой и горем. Утром она отправилась на кладбище. Там и остался он лежать, навсегда один, в чужом городе, никто его больше не посетил, а теперь и от могилы его ничего не осталось. А как при жизни его любили! Он предчувствовал, что не вернется с войны, говорил, что уж очень у него была счастливая жизнь. В моей душе память о нем никогда не умрет, а часть моей любви к нему перешла на Олю и на его детей.
Вечером зашел к нам С. Г. Бражников. Оля рассказала ему, что ей было известно об Алешиной болезни. Мы спрашивали его, что это за скоротечное воспаление легких. Он сказал, что бывает такая молниеносная форма, с которой пока не умеют бороться, отчего она бывает — неизвестно. «Fatum est», — сказал он. Судьба… Как ни тяжело, как ни горько было на душе, но жизнь не остановилась со смертью Алеши и предъявляла свои права. Оставались те же заботы об Алексее Евграфовиче и о Маше, еще ближе стали мы с Марией Маркеловной. Иногда нам удавалось уйти куда-нибудь вдвоем, поговорить вместе, поплакать. Зима, как и всегда, была очень снежной, намело везде большие сугробы. Идем мы по дороге, кругом глубокий снег, тихо все вокруг, лишь медленно кружатся и падают снежинки, так и тянет сесть под дерево в глубокий, мягкий снег, закрыть глаза и уснуть там навсегда. Но это только мечты, о которых даже и сказать не решаешься. Постоянное присутствие Маши, ее любовь и нежная ласка были единственной отрадной стороной моей жизни.
Оля из Алатыря послала телеграмму о смерти Алеши и нам, и в Москву, Ольге Артемьевне, которая переехала туда из Казани вместе с Владимиром Николаевичем и Аликом, — их вызвал туда Андрей. Ольга Артемьевна не нашла ничего лучшего, как сообщить об этом Марине, позвонив ей по телефону на работу в институт. Марина ничего не знала о его болезни, и такое известие, сообщенное безо всякого предупреждения по телефону, так поразило ее, что ей сделалось плохо. Да, Ольга Артемьевна никогда не отличалась чуткостью, только к себе требовала внимания, а другим его не умела оказывать. Мы страшно возмутились такой черствостью Ольги Артемьевны. Марине удалось добиться разрешения на поездку в Боровое, ей слишком тяжело было одной переживать такое горе, она хоть ненадолго да приехала к нам.