Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания (Фаворская) - страница 538

Мы шли по узким лесным дорожкам, безбоязненно заходили вглубь леса, найдя особенно богатые малиной кусты. Мы уже шли по направлению к большой дороге, чтобы поворачивать домой, как вдруг увидели с одной стороны дорожки, совсем близко от нее, высокий вал, сложенный из гранитных камней, бетонных плит и надолб, тянущийся в обе стороны далеко вглубь леса. Мы слышали, что где-то в этих местах проходит знаменитая линия Манергейма, которую финны считали неприступной, но которая была взята нашими войсками. Мы почувствовали себя очень неуютно. А вдруг здесь мины? К счастью, дорожка свернула в сторону, и мы скоро удалились от этого зловещего памятника войны. Пообедав и немного отдохнув, мы отправились на станцию и вечером уже угощали всех наших домашних малиной.

Этим летом мы с Олей сделали большое дело: достали штакетник для забора. До сих пор участок наш был огорожен столбами с прожилинами. По воскресеньям много ленинградцев выезжало за город: гуляли, отдыхали, закусывали. Через наш недостроенный забор легко было перелезть, и каждую неделю мы имели удовольствие наблюдать, как на лужайке напротив нашей террасы располагалась какая-нибудь компания, пила, ела, шумела, и, уходя, оставляла после себя яичную скорлупу, жестянки и всякий мусор. Однажды такая компания расположилась даже за стеной старой бани, почти у самого дома, а когда я им заметила, что это частная дача, частный сад, мне ответили: «Теперь ничего частного нет, все общее», — и продолжали свой пикник. Поэтому мы очень обрадовались, когда Оля договорилась в одной столярной мастерской где-то на Садовой, что они продадут нам рейки для забора в количестве двух машин.

Теперь нужно было раздобыть машины, и я отправилась на Конюшенную площадь, где помещался Ленгоравтотранс, с соответствующей бумагой от Университета. После нескольких хождений добыла две машины, и мы с Олей перевезли драгоценные рейки. Вскоре забор был окончен, и никто больше нас не беспокоил. С коровами стало сложнее жить. В Келломяках число коров увеличилось, получилось небольшое стадо. Появился пастух. Надо было договариваться, чтобы он взял наших коров — Маретту и Милку (так называли нашу телку). Пасти коров гоняли за Щучье озеро, в полдень их не пригоняли. Поэтому Софья Христиановна или Тоня ходили туда с подойником и доили там Маретту. Вечером коров пригонял помощник пастуха — рыженький мальчик Леня.

На сентябрь на даче остались только Ваня и Таня. Игорь поступил во второй класс и вместе с Машей уехал в город к началу занятий. Маша училась уже в четвертом классе все так же хорошо. В начале сентября она заболела, оказалось, скарлатина. Увезли ее в Педиатрический институт к тому же врачу, что лечил и Игоря, — И. Л. Рахлиной. На следующий день мы с Ириной поехали поговорить с И. Л. Рахлиной, спросить о состоянии здоровья Маши и сказать, что, уезжая, Маша очень беспокоилась, что ей остригут косички, которые она только что успела отрастить на достаточную длину. И. Л. Рахлина успокоила, что все идет нормально и что косички можно оставить. И родители, и я регулярно ездили к Маше, палата ее была на первом этаже, окна выходили во двор, можно было оттуда смотреть и видеть Машу, она лежала у кровати у стены против окон. Передаем нашу посылку, идем к окну и видим, как открывается дверь и няня отдает Маше передачу, она кивает нам, улыбается, разворачивает пакет. Маша вела себя в больнице очень хорошо, так что И. Л. Рахлина говорила нам: «Маша — гордость наша». Наконец решили ее выписать, продолжить лечение дома.