Однажды Вардгес Петросян познакомил меня с пожилым педагогом Галустом Рубеновичем Степаняном. А потом Галуст, большой патриот, милейший человек, познакомил меня с половиной Армении.
Со второй ее половиной я познакомился благодаря Карпису Суреняну. Представляя меня своим друзьям, Карпис говорил:
— Друг моего детства. Мы с ним выросли в Афинах, в Коккинье, на одной улице. Играли в мяч, иногда ссорились. А теперь, через пятьдесят лет, снова встретились и, как видите, подружились.
Люди, знающие Суреняна, верят ему. Он прозаик-философ. Человек и вещи для него — символы общих ценностей, идей, зрительных образов. Он знает греческий язык, который наряду с армянским был языком его детства. Прекрасно владеет русским и английским. Перевел на армянский огромную «Сагу о Форсайтах» и огромную сагу о Карамазовых. Труд Целой жизни. Теперь работает над исследованием «Панегирик и прощание в переводе». Армянин до мозга костей, он с теплом вспоминает Грецию. В отдельных частях моей книги Наапет — это он.
О Вардгесе Петросяне я рассказал в главе, посвященной современным армянским прозаикам. Там, где мой Наапет предстает как писатель, я привожу отрывки из произведений Вардгеса.
Стало быть, источников у меня было много. Вся Армения, которую я охватил взглядом, мыслью, теплом сердца.
Материал армянский, а шитье мое.
Саят-Нова сказал:
Один мой тюк из франкских стран: атлас горит в нем, как пожар.
Другой мой воз — бесценный в нем, как бы пергамент, каламкар.
Еще мой воз — да весь Китай куплю за этот я товар!
Тут блеск парчи, халаты там. Для женских плеч все это дар.
Я все скроил, и вот во всем обязан был я лишь себе
[57].
Афины, сентябрь — декабрь 1981 года