Поэтому Йохан промолчал, решив, что будет поддерживать и защищать Амадео, что бы ни случилось, и тем искупит свою вину. Больше он не мог ничем помочь. Амадео закончил длинный рассказ, а Йохан не говорил ни слова — настолько поразила его эта печальная история. Все проблемы моментально отошли на второй план, он не видел перед собой ничего и никого, кроме невероятно одинокого парня, от которого в одно мгновение отвернулся весь мир.
— Иногда я сомневаюсь, в своем ли я уме, мог ли сделать это, а затем просто забыть, но… — Амадео вздохнул. — Потом вспоминаю, что он не съел ни кусочка, когда я поставил перед ним тарелку, которую всучила мне Роза. Мы с ним говорили, а потом он… он…
— Не думаю, что ты сошел с ума, Амадео, — наконец смог выдавить Йохан. Слова давались с трудом, глаза щипало от подступающих слез, и он мог лишь надеяться, что Амадео ничего не заметит. — Просто твой брат все тщательно рассчитал. Одного не пойму — почему на суде ты не попытался хоть как-то себя защитить?
— Откуда ты знаешь?
— Иначе тебя бы тут не было, логично? — Йохан был настолько потрясен рассказом друга, что снова потерял осторожность. — Ты сказал, что тебе дали срок без права досрочного освобождения. Значит, ты не раскаялся, но также не заработал никаких отягчающих обстоятельств. То есть, просто молчал. Почему? Неужели и правда считаешь себя виноватым?
Амадео не нашелся, что ответить, и Йохан поразился тому глубокому чувству вины, которое носил в себе этот парень. Как он до сих пор жив?
— Торн! — рявкнул надзиратель, вырывая Йохана из страны невеселых размышлений. — Время обеда, пшел обратно в блок, хватит изображать из себя Терминатора!
— Слушаюсь, — отозвался Йохан, только сейчас заметив, что вымок до нитки под противным весенним дождем.
* * *
Дожди не прекращались всю весну и начало лета. Изредка сквозь серое монотонное покрывало пробивались редкие лучи солнца, но никакой радости не приносили — мрачный город лишь сильнее обнажал свои пороки и, сверкнув злобной ухмылкой, снова уходил во мрак.
Сегодня тоже лил дождь. С утра окружающие здания прятались за водной пеленой, проглядывая вымытыми стеклами, когда ливень ненадолго утихал. На улице никого не было — мало оказалось охотников подхватить летнюю простуду.
Из двухэтажного, неприметного на фоне окружающих высоток здания вышел мужчина. Правую руку он засунул под плащ, будто у него болел бок, однако на лице не проступало и отголоска боли. Он внимательно огляделся и, раскрыв зонт, взял его в левую руку. Правая же снова скользнула под плащ.
— Выходите, господин Санторо, — сказал Серджио.