— Скажите, начальник Эфрейн, — Амадео наклонился чуть вперед. — На карандаше найдены следы крови? Вы наверняка отправили его на экспертизу, чтобы убедиться, то ли это оружие, которым был убит заключенный, не так ли?
Эфрейн протер лоб платком.
— Солитарио, я, кажется, говорил, что ты слишком настырный. Это материалы расследования, с чего мне делиться такой информацией?
— Начальник Эфрейн, от вашего ответа зависит моя невиновность, ничего удивительного, что я хочу знать больше. Вы ничем не рискуете, за пределы тюрьмы эта информация не выйдет при всем моем желании.
Эфрейн складывал и снова разворачивал платок. Обычно он не цацкался с заключенными, этими отбросами, не заслуживающими ни единого доброго слова, но к Солитарио питал неизъяснимое чувство. Что-то вроде уважения, если это слово можно применить к убийце. В прошлый раз попустительствовал ему с библиотекой, заказав новую литературу, затем разрешил внедрить практику по досрочному освобождению, которую тот предложил. Каким образом этому сосунку удается вызывать такое доверие? Уж точно не своим смазливым личиком, которое у многих здесь вызывало одно, вполне естественное желание — сделать его менее привлекательным. Кто-то уже постарался на этот счет — небольшой шрам виднелся на лбу и терялся в волосах, аккуратно убранных в хвост.
Так в чем же секрет этого странного убийцы? Все дело в том, наконец решил Эфрейн, что все свои предложения Солитарио умело аргументировал, не оставляя ни малейшей лазейки, ни единой причины для отказа. И где только он этому научился?
— Я никуда не отправлял этот карандаш. Пока что, — ответил начальник тюрьмы, решив, что вреда не будет, если заключенные получат повод для сплетен. Надо же им чем-то занимать свое время. Разумеется, он не упомянул, что не собирается давать делу ход. Пусть эти звери перебьют друг друга, если им так хочется. — На нем действительно кровь, которую вроде бы пытались отмыть, но принадлежит она убитому или нет — вопрос открытый. И это еще одна причина, почему на тебя до сих пор не заведено новое дело, Солитарио.
— То есть, вы не знаете, чья именно это кровь, — утвердительно сказал Амадео. — Возможно, она не имеет никакого отношения к убитому, однако вполне может принадлежать убийце или кому-то еще.
— Клонишь к тому, что тебя подставили, но кому это нужно?
Амадео помолчал, делая вид, что усиленно думает, затем покачал головой.
— Понятия не имею.
Эфрейн, которого порядком утомила эта болтовня, сложил платок и сунул в нагрудный карман. Он хотел лишь добраться до дома, рухнуть в кровать и ближайшие восемь или девять часов не слышать ничего об этой проклятой тюрьме.