– Но… но эти же бараки были давно, в пятьсот двенадцатом году! – недоверчиво воскликнул комиссар. – Даже если бы человек и подвернулся под этот, прости господи, взрыв – он бы давно умер!
Пироман хмыкнул и надел шляпу.
– Кто сказал, – насмешливо осведомился он, – что этот человек может умереть?
* * *
– Кусок кожи был срезан со лба, – сказал Кеннеди, щипцами поворачивая под микроскопом кость, чтобы Бреннон увидел след скальпеля.
– Какого черта он вообще это делает? – спросил комиссар, больше у самого себя, но патологоанатом снял пенсне и, задумчиво протирая стеклышки, ответил:
– Я думаю, это некое душевное расстройство. В сущности, безобидное коллекционирование в помутненном рассудке этого несчастного превратилось в жестокую манию.
– Думаете, он несчастный? – фыркнул Бреннон. – Да он, поди, счастлив по уши, что занят любимым делом.
– В университете сейчас преподает доктор фон Брок. Если хотите, я могу попросить его о консультации. Это весьма выдающийся ученый в области психиатрии.
Комиссар поразмыслил. Вообще, если учесть, что полицию консультирует какая-то двуединая сущность по поводу нечистой силы, то от психиатра хуже не будет.
– Спросите. Если он сможет описать похожие случаи, то тем лучше. Еще что-нибудь?
– То же, что и раньше. Несколько синяков на запястьях и лодыжках никак не похожи на следы яростной борьбы. Жертва не сопротивлялась, – Кеннеди наморщил лоб. – Но почему? Я не нашел ни одного известного мне наркотика, следов отравления газом, удушья или удара по голове.
– Меня больше интересует, зачем маньяк отрезает у девушек по кусочку кожи, да еще и такому маленькому. Ему понадобится не меньше сотни девушек, чтобы собрать все… весь… – Комиссар обрисовал в воздухе женский силуэт. – Ну вы поняли.
– Загадочно, – согласился старичок. – А поскольку он режет уже умерщвленных жертв, ночью, в полном одиночестве, я не представляю, что мешало ему снять скальп сразу с одной, целиком.
Бреннон засопел. Ему следовало консультироваться с Лонгсдейлом, а комиссар не был уверен, что сможет нормально с ним поговорить после того, что узнал.
«А вдруг Валентина ошибается? Вдруг она просто спутала консультанта с кем-то еще? Она ведь так и не смогла объяснить, почему он таким стал».
Другое, впрочем, мучило Натана куда больше – ее слова о том, что для мертвецов невыносим даже ее след. Но Лонгсдейл не может быть мертв – комиссар сам видел, как он оживал! Он дышал, спал и ел, как все люди, не говоря уже о том, что не вонял и не разлагался на ходу.
«Психиатр, – с тоской подумал Бреннон. – Мне скоро понадобится психиатр, и, видимо, не один. А сразу с санитарами».