Я ищу человека,
с лампой в ночи,
со свечой среди бела дня,
того, который понимает меня,
я иду по улице, и снег мне летит в лицо,
и чужие доме берут меня в полукольцо,
и колючая снежная крошка бьет по плащу,
я ищу тебя, человек,
и который год я тебя ищу.
Неродившийся мой ребенок,
неслучившийся муж,
неназванный брат,
снег летит мне в глаза, деревья вокруг стоят,
я молчу о тебе, и молчанье мое стократ
отдается в пустых подъездах и во дворах,
бьется в брюхе колодцев до самого до утра.
Тот, который поймет меня со всеми цитатами,
со всеми ссадинами и пробоинами в груди,
тот,
для которого меня совершенно не нужно переводить.
Человек, человек мой,
яблоко с той же ветки, что я,
нам с тобой бы со шпагами — спиною к спине стоять,
нам бы танго — в паре — на битых стеклах,
среди этого невозможного бытия,
только нет тебя — нет ни в ком,
ни в вот этих ребятах, что на остановке стоят под дождем,
ни в вот этих, что держатся за руки,
смеются, курят, о чем-то своем говорят,
где ты, человек,
мой сиамский потерянный брат?
Вот я иду к нему —
дворами,
руки в карманах, по щиколотку в воде,
вот я сворачиваю за угол — и нет меня больше нигде.
Каждую весну он тоскует по ней,
курит по две пачки,
дым от дешевых сигарет выкашливать все трудней,
выбирает — почти случайно — маршруты
давно завершившихся дней.
Ходит по этим улицам, гладит камни,
трогает знакомые деревья узнавающими руками,
И, в общем, сюжет знаком, и все дальше было бы так.
Нюанс заключается в том, что он — величайший маг.
Он нервно щелкает пальцами, призывая сны,
и чтобы они непременно во сне мирились,
во сне ему хочется ее посадить на привязь,
приковать к батарее метрах в двух от стены.
Ну или целовать до беспамятства — и чтобы горечи примесь
была, но не мешала наступлению звонкой весны.
У бывшей подруги великого мага все хорошо,
и сын ее в детский сад недавно пошел,
она научилась жарить блины и суп наливать в горшок,
и, в общем, не надо менять ничего — давно затянулся шов.
Но дело в том,
что каждой весной к ней приходят химеры,
то маленький заяц с крыльями парит над кастрюлей,
то розовых пчел слетается целый улей,
а то за окном — здоровый и темно-серый —
кто-то поет всю ночь. Шестнадцатый этаж, между прочим.
И еще маргаритки вдруг расцветают на ноутбуке рабочем.
Она, в общем, знает, кто это. И это ей порядком поднадоело,
хотя во всем этом, в общем, нет никакой катастрофы.
Она, вздыхая, всех разгоняет: мол, сына пугать — не дело.
Курит в форточку, затягиваясь неумело,
и думает: надо будет его позвать.
Как-нибудь.