Это — нельзя останавливаться,
остановился — умер,
сразу начинает воздуха не хватать.
Это дорога находит тебя заранее,
не замирай, разгоняйся, лети, гори —
И живешь на моторе
внутреннего сгорания,
тысячи раз сжигая себя внутри.
То, что давило на грудь, обнимало плечи,
не успевает: вся эта муть, и тоска, и
через семьдесят километров уже становится легче,
через двести окончательно отпускает.
Так что давай, не замирай, лети
в вечной гонке за горизонтом, до которого не добраться.
Жизнь существует только на скорости
от ста двадцати,
по незнакомой трассе.
Все, как обычно в сказках: цепями звеня,
мост опускается, ноту не дотянув,
и рыцарь говорит принцессе: «Не жди меня».
И уезжает.
Уезжает на свою войну.
И она его не ждет — ну а что теперь?
Ведь любить не клялся — и ждать ее не просил.
Поднимается к себе, запирает дверь.
И не ждет его.
Не ждет изо всех сил.
И она его не ждет — так за годом год.
И она его не ждет — это просто жизнь.
И она живет, говорю же, совсем не ждет.
Не сорвись, на краешке удержись.
Через много лет он вернется с этой войны,
он взбежит по лестнице, вовсе не глядя
в изменившие зеркала.
И она к нему выйдет, и будут очи ее ясны.
И она ему скажет:
«А я тебя не ждала».
Извините за эту сказку — я не хотела.
Просто я его любила, а он меня убивал.
Он любил водить ножом по моему телу,
просто так — ножом по обнаженному телу,
просто так — фигуры узорные рисовал.
Я считала, что по мне рисовать — отличное дело,
нож скользил аккуратно, слегка надрезая плоть.
Было жаркое лето, плыло, растекалось, летело,
я его ждала, я в окно встречала, глядела,
как он филигранно умел уколоть.
Просто что тут сказать? Я не умею ставить заслоны,
я не умею царапаться и убивать.
Все, что я умею — это смотреть влюбленно,
зализывать раны, залечивать переломы,
и когда есть красивое что-то — то отдавать.
Я вообще не умею решать проблемы,
не умею покорять незнакомых высот,
только постепенно изнутри разваливать схемы,
отдаляться — медленно, медленно, немо.
Километр.
Десяток.
Пятьсот.
Извини, говорю, понимаю, что беспредметно,
мое горло теперь беззвучно и восково.
У меня за спиною тысячи километров,
в синеватой дымке растворяются незаметно,
я смотрю назад — и больше там ничего.
под ногами трава и листья, кривые сучья,
и нора глухая то ли лисья, то ли барсучья,
воздух глух и темен, не пропускает звука.
никуда не деться, не вырваться из беззвучья,
только тянешь,
тянешь,
тянешь слепую руку.
по другую сторону ночи июль горячим
растекается соком по землям сухим, незрячим,
по другую сторону ночи зовешь меня ты,
словно кто-то враждебный нас друг от друга прячет,
не коснуться друг друга, не целовать, не обнять, и