. Геллнер считал, что именно этот фактор определяет силу современного национализма.
Другим фактором стала универсализирующая роль бюрократии индустриальной эпохи – не тупой правящей бюрократической машины, а бюрократии с ее универсализацией социума и производства (с паспортами, метриками, ведомостями, переписями населения, бюрократически оформленными стандартами производства и потребления, бюрократически оформленной финансовой системой и т. п.). Здесь принципиален язык. Как писал Э. Геллнер, «при традиционном социальном строе языки охоты, жатвы, различных обрядов, ратуши, кухни или гарема образуют автономные системы. Сопоставление терминологий этих несоотносимых сфер, выявление расхождений между ними, попытка их унифицировать – все это было бы нарушением социальных законов или еще хуже – кощунством или святотатством – и не имело бы под собой никакой почвы»[107]. Теперь же и для рыцаря, и для купца, и для ремесленника, и для служанки вырабатывался единый язык, единая сфера принципиально важных понятий (что выразилось в первую очередь в возникновении богослужения на национальных языках и переводах Библии на национальные языки, затем – в возникновении национального литературного языка и т. д.).
В старые времена не имело смысла спрашивать, любят ли крестьяне свою культуру: они воспринимали ее как нечто само собой разумеющееся, как воздух, которым они дышали, и не осознавали ни того, ни другого. Но когда трудовая миграция и бюрократизм стали заметными явлениями на их социальном горизонте, они очень скоро поняли разницу в отношениях с людьми, сочувствующими и симпатизирующими их культуре, и с людьми, враждебными ей. Возникла потребность в общении, в связях с подобными себе, с носителями той же культуры, той же идентичности.
А как обеспечить такую связь? Как ни парадоксально, она возникает именно из нарастающей социальной дифференциации. Жизнь человека аграрного общества в целом стабильна в статусе его занятий: родившийся крестьянином с детства помогает родителям в их трудах, потом становится крестьянином – главой семейства, крестьянином и умирает. В индустриальном обществе человек на протяжении жизни примеряет на себя разные социальные роли. Он учится, чтобы обрести профессию, т. е. является подмастерьем, студентом, курсантом и т. д. Начав работать, он меняет должности, род занятий, при успешном продвижении по службе может вообще перейти из одного социального слоя в другой (из рабочего стать управляющим). Но что же тогда может связывать разных людей, носителей совершенно различных социальных ролей друг с другом? Таким объединяющим началом в индустриальном обществе оказывается чувство принадлежности к одной нации – одинаковое и для студента, и для рабочего, и для директора завода.