Время от времени капли крови падали на его комбинезон. Его серые глаза скользили по лицам сидящих в камере с еще более виноватым видом, чем раньше, словно он пытался понять, насколько остальные презирают его за такое унижение.
Дверь открылась. Офицер сделал короткий взмах рукой, указывая на человека-черепа.
– Комната 101, – произнес он.
Сбоку от Уинстона послышался вздох и началось движение. Человек бросился на колени и умоляюще сложил руки.
– Товарищ! Офицер! – закричал он. – Не надо меня туда! Разве я не все рассказал вам? Что еще вы хотите знать? Я во всем признаюсь, во всем! Только скажите в чем, и я сразу же в этом признаюсь. Напишите, и я все подпишу – все! Только не в комнату 101!
– В комнату 101, – сказал офицер.
Лицо мужчины, уже и без того очень бледное, стало вдруг такого цвета, которого Уинстон раньше и представить не мог. Оно приобрело явный оттенок зеленого.
– Делайте со мной, что хотите! – кричал он. – Вы неделями морили меня голодом. Доведите дело до конца и дайте мне умереть. Расстреляйте меня. Повесьте. Приговорите на двадцать пять лет. Кого я должен еще выдать? Только скажите кого, и я расскажу вам о нем все, что захотите. Мне дела нет до них и до того, что вы с ними сделаете. У меня жена и трое детей. Самому старшему шесть лет. Возьмите их всех и перережьте их глотки у меня на глазах, я буду стоять рядом и смотреть. Только не в комнату 101.
– В комнату 101, – повторил офицер.
Мужчина окинул безумным взглядом остальных заключенных, словно ему в голову пришла мысль о том, что он может предложить вместо себя другую жертву. Его глаза остановились на разбитом лице человека без подбородка. Он выбросил вперед свою тощую руку.
– Вот кого нужно брать, не меня! – закричал он. – Вы не слышали, что он говорил, когда ему разбили лицо. Дайте мне шанс, и я вам каждое его слово передам. ОН против Партии, а я нет. – Надзиратели шагнули вперед. Голос мужчины перешел на визг. – Вы его не слышали! – повторил он. – Телеэкран не работал. Вам нужен ОН. Возьмите его, не надо меня!
Два здоровых надзирателя слегка наклонились, чтобы взять его под руки. Но в этот момент мужчина бросился на пол камеры и схватился за железную ножку скамьи. Он начал выть – бессловесно, как животное. Охрана схватила его, пытаясь поднять, но он цеплялся за ножку с поразительной силой. Минут двадцать они оттаскивали его. Заключенные сидели тихо, скрестив руки на коленях и глядя прямо перед собой. Вой прекратился: у мужчины остались силы лишь на то, чтобы держаться за ножку. Затем раздался крик иного рода. Ударом ботинка надзиратель сломал заключенному пальцы рук. Несчастного поставили на ноги.