О’Брайен рассеянно смотрел на него. Сейчас более, чем когда-либо он походил на учителя, который переживает за непослушного, но способного ребенка.
– У Партии есть лозунг относительно контроля над прошлым, – сказал он. – Окажите мне любезность, повторите его.
– Кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее; кто контролирует настоящее, тот контролирует прошлое, – покорно отозвался Уинстон.
– Кто контролирует настоящее, тот контролирует прошлое, – повторил и О’Брайен, неспешно, но одобрительно кивая головой. – Вы считаете, Уинстон, что прошлое реально существует?
И снова Уинстона охватило ощущение беспомощности. Глаза его смотрели прямо на круглую шкалу. Он не только не знал, какой ответ – «да» или «нет» – спасет его от боли, он даже не знал, какой ответ он сам считает правдивым.
О’Брайен едва заметно улыбнулся.
– Вы не метафизик, Уинстон, – сказал он. – До настоящего момента вы никогда не задумывались, что такое «существовать». Я попробую точнее изложить свои мысли. Существует ли прошлое осязаемо, в пространстве? Есть ли где-то реальный предметный мир, в котором прошлое все еще совершается?
– Нет.
– Тогда где же существует прошлое, если оно существует?
– В документах. Оно записано.
– В документах. И?..
– В уме. В человеческих воспоминаниях.
– В воспоминаниях. Что ж, очень хорошо. Мы, Партия, контролируем все документы, мы же контролируем и все воспоминания. Значит, мы контролируем прошлое, разве нет?
– Но как вы можете заставить человека не помнить что-то? – воскликнул Уинстон, снова на мгновенье забыв о шкале-циферблате. – Память непроизвольна. Она вне контроля. Как вы можете контролировать память? Ведь мою вы контролировать не можете!
В манерах О’Брайен вновь появилась жесткость. Он положил руку на шкалу.
– Напротив, – заметил он. – Это ВЫ не контролируете ее. Вот почему вы здесь оказались. Вы здесь, потому что вам не хватает скромности и самодисциплины. Вы не пожелали подчиниться и заплатили за это психическим здоровьем. Вы предпочли быть безумцем, одним из немногих. Только дисциплинированный ум способен видеть реальность, Уинстон. Вы верите, что реальность есть нечто объективное, внешнее, существующее само по себе. Вы также верите, что природа реальности самоочевидна. Погружаясь в иллюзорные ощущения лицезрения чего-либо, вы полагаете, будто все видят то же самое, что и вы. Но вот что я вам скажу, Уинстон: реальность не есть нечто внешнее. Она не в уме индивидуума, который способен сделать ошибку и чье сознание смертно; она лишь в разуме Партии – коллективном и вечном. Если Партия считает что-то правдой, то это и есть правда. Невозможно видеть реальность иначе, чем глазами Партии. Это факт, который вам нужно освоить заново, Уинстон. Для этого потребуется акт самоуничтожения, усилие воли. Вам надлежит смириться, чтобы выздороветь.