В некоторых отношениях она была гораздо умнее Уинстона и меньше подвержена воздействию партийной пропаганды. Однажды, когда он случайно в связи с чем-то упомянул войну против Евразии, она озадачила его, небрежно проронив, что, по ее мнению, никакой войны вообще нет. Управляемые ракеты, ежедневно падающие на Лондон, возможно, запускаются правительством самой Океании «просто для того, чтобы держать людей в страхе». Эта мысль никогда не приходила ему в голову. Она также возбудила в нем некоторую зависть, рассказав, что на Двухминутках Ненависти она с трудом удерживается от того, чтобы не расхохотаться во весь голос. Но учение Партии она подвергала сомнению лишь в тех случаях, когда оно затрагивало ее собственную жизнь. Она частенько принимала официальные мифы за чистую монету просто потому, что разница между правдой и ложью не казалась ей важной. Она верила, например, как ее учили в школе, что Партия изобрела самолеты. (Уинстон помнил, что во времена его ученичества, в конце пятидесятых, Партии отводилась роль изобретателя лишь вертолетов; а десятки лет спустя, когда Джулия училась в школе, Партия замахнулась уже на самолеты; еще одно поколение – и она заявит, что и паровой двигатель придумала тоже она.) Когда он сказал Джулии, что аэропланы существовали до его рождения и задолго до свершения Революции, она восприняла этот факт как совершенно неинтересный. По большому счету, какая разница, кто изобрел самолеты? Однако еще более его шокировало одно случайное замечание Джулии: она не помнила, что четыре года назад Океания воевала с Истазией и находилась в состоянии мира с Евразией. Правда, саму войну в целом она считала обманом, но при этом даже не заметила, что враг поменялся. «Мне казалось, мы всегда воевали с Евразией», – неопределенно сказала она. Это его немного испугало. Аэроплан изобрели задолго до ее рождения, но смена военной ситуации произошла всего четыре года назад, когда она была уже совершенно взрослой. Он, наверное, четверть часа спорил с ней об этом. В конце концов ему удалось встряхнуть ее память, и она смутно припомнила, что когда-то Истазия, а не Евразия была врагом их страны. Однако ничего важного она в этом все равно не углядела. «Да кому до этого есть дело? – нетерпеливо заметила она. – За одной чертовой войной всегда идет другая, и все знают, что новости – сплошная ложь».
Иногда он рассказывал ей о Департаменте документации и наглых подделках, которые он стряпал там. Такие вещи, видимо, ее не ужасали. Ей не казалось, будто у нее под ногами разверзается бездна, при мысли о том, что ложь становится истиной. Он поведал ей историю о Джонсе, Ааронсоне и Резерфорде и случайном клочке газеты, который он однажды держал в руках. На нее это не произвело ровным счетом никакого впечатления. В действительности, она сначала даже не поняла суть его рассказа.