Джинсы мертвых торчков (Уэлш) - страница 104

«Пизда пронырливая. Дыши. Раз… два… три…»

Эти черные глазки-бусинки. На хомяка, блядь, похоже, чё с клетки выглядует. На того, чё у нас в школе был. Тянули жребий, кто иво к себе на хату на каникулы заберет. Все эти ой-ой-ой и тревога на лице учителя, када увидели, кто, нахуй, выиграл. «Бедный Хомми, он отправится на лето к Бегби! Больше мы его не увидим!» И как в воду глядели. Нещасный малой золотистый засранец так и не вернулся. От естественных причин – эти ж мудаки один год живут, – но ни одна пизда за пределами нашей хаты не поверила. Все решили, чё какой-то пиздюк иво меж двумя краюхами засунул.

– Не смог махнуть рукой? Не смог предоставить нам… полиции… разобраться, – продолжает этот пиздюк Хомми, пардон, Гарри. – Просто такой уж ты человек… этим ты занимаешься. Ты сделал… сде… ты… – Речь пиздюка замедляется, превращается в кашу, а зенки слипаются.

– ГГБ, братан. Гамма-гидроксибутират натрия – синтетический наркотик с анестезирующими свойствами. Насильники используют. Но ты не парься, – смешок подавляю. – Пялить тебя никто не будет. И даже больно делать. Просто я вывожу тебя из игры.

– Что?.. – Глаза у него закрываются, шея тяжелеет, и голова падает наперед. Он хватается за подлокотники.

Пиздюк сморит на шланг, чё я подымаю за насадку и перебрасываю через потолочину. На конце удавку завязую. Усталым взглядом он прослеживает, как шланг проходит из двора через окно. Шуба-дуба, сучара полисэйская. Паренек упоротый уже: сквозь непонятку в стеклянных глазах тока слабый страх проглядует.

– Самовыпил зашкваренного копа-алкаша, – объясняю пиздюку. – Никада не любил ебаную полисыю, братан. Думал, это было тока там дома, в Шотландии, а американские копы другие будут. Не-а. Всю полисыю скопом ненавижу. Где угодно.

Он пробует встать, но выпадает со стула и на ковер валится. Наклоняюся над ним и по щам шлепаю. Нихрена. Пиздюк в отрубе. Начисто протираю пушку и ложу обратно в ящик стола. Надеваю удавку пиздюку на шею и усаживаю обратно на стул: слава богу, он не такой и тяжелый, где-то пять футов восемь дюймов, сто писсят фунтов, полусредний, так прикидую. Самопальная петля перекинута через балку и проходит в окно, прикреплена к катушке, чё прикручена к стенке гаража. Еще раньше ее заприметил. Лебедка должна получиться нехилая.

Открываю окно и ступаю наружу. Подхожу к катушке и крутить начинаю. Заглядую внутрь и вижу, как пиздюк оживает, распахует хайло и, как малахольный, глазами дергает под тяжелыми веками, которые старается не смыкать. Рывком подымаю мудака на ноги, а он тянет усталые руки вверх и веревку мацает, пытаясь развязать. Припездол идеально попадает в мою ловушку, када забирается на стул, чёбы попытаться немного ослабить петлю, которая иво душит, но этого мине как раз и надо! Мудак получает всего одну попытку, чёбы скинуть удавку, после чего я бешено ее накручую, обоими руками вцепившись в рукоятку, чёбы устранить слабину и натянуть ее опять, вынуждая обдолбанную сучару полисэйскую на цыпочки стать.