Пролетая над своей жизнью, Тихон взял, да и глянул вниз. И поразился, потому что раньше никогда не оглядывал её целиком, не различал её паттерны, сиречь модели, шаблоны, последовательности. Так, различал, недовольно, только то, что перед носом, или огорчался по поводу того, что позади. А сейчас глянул издалека, сверху – и обомлел. Под ним простиралась она, жизнь, понятная, как топографическая карта, если умеешь её читать. В детстве у Тихона был «Справочник по военной топографии», так что Тихон умел отличить «отдельно стоящее дерево» от «водокачки». А на карте жизни, наблюдаемой сверху, удачно прорисовывались дома и дороги, озарённые светом движущихся транспортных средств. В этом свете Тихон разглядел собственное движение по дорогам жизни своей и задумался.
Но думать не получилось, потому что думать внутри головы – это самое тупое занятие. Тихон пошуршал вокруг взглядом – нет ли какого листка? Листка не было, тогда он подобрал с пола, из-под стола, старый конверт, развернул его по склеенным швам, изрядно оные повредив, и получил какую ни есть, но бумажку, на которой можно было писать.
Неправильной формы, с неровными краями и даже рельефом от слоев клея – чем не жизнь, когда на неё глядишь сверху?
На этом, с позволения сказать, листе Тихон намалевал квадратиков и полосок, то есть домиков и дорог, а потом стал упорядочивать.
Один квадратик подправил ровнее, добавил крышу, чтоб вышел крохотный домишко, а внутри поместил букву «Д». Это обозначало «дом».
Потом перерисовал «Д» на «Р», это обозначало «родители», или «родительский дом». Так ему показалось точнее, чем просто «дом».
Потом затёр «Р», и, сильно напирая на карандаш, сумел-таки выдавить на листке более-менее чёткую букву «М». Это обозначало «мама». Теперь первый дом обозначался правильно.
От этого стало почему-то стыдно, но он затёр это пробившееся из глубины души ощущение, как буквы ластиком, и принялся вспоминать дальше. Вспоминая, он писал в очередном домике буковку, и даже правильно перерисовывал дороги, соединяя домики в порядке их появления в его жизни.
Так, после дома «М» его жизнь озарил свет из окон домика «Н». Это была женщина со старорежимным именем Нина, старше его лет на десять, в меру безобразная,трошки пьющая и слабая на передок.