Причина сомнений кроется в твоем разном отношении к разным изменениям, в твоей оценке. Тебе хочется сразу много. Но твоя оценка тебе больше не нужна, когда ты знаешь о равенстве изменений!
Какой бы тебе пример привести… Допустим, вчера ты понял, что третий глаз смотрит внутрь. А сегодня осознал, что различных энергий не существует, что есть только энергия связи между объектами – Любовь. А завтра поймешь, что ты называл энергиями лишь рычаги управления этой одной единственной энергией.
Помни – все эти изменения равнозначны – потому что их выбрала твоя душа. Иллюзия их неравноценности живёт в твоём уме, который привык всё сравнивать и оценивать. Уму надо всё время оценивать, чтобы отделять себя от реальности.
– Скажи, Тихон, – вопросил проснувшийся отец Филип, – ангелы-зануды бывают?
– У нас две зануды, – сказал Тихон, – зануда снизу, и зануда сверху. Сверху – это наш ангел, а снизу…
– А снизу я, – угрюмо сказал дядя Архип, – могли бы и не намекать. Но если бы не я, наша крыша поехала бы еще в раннем детстве.
Ночи были бедою Тихона. Именно бедой, а не бедами, потому что это было нечто одно. Оно длилось едва ли не с рождения, пугая формами. То это были персонажи дремучих фильмов, черт бы их побрал; то из книг всякие гады; то напугает кто при свете дня, вот незадача.
Содержание всех форм было одно – страх. Когда он измотал Тихона до телесно проявленной худобы, в мир пришел интернет. Страх очень быстро разжирел на новостях, прогнозах политиков и сборниках всякой жести. Вот есть же такие люди, которые пакуют жесть – чтобы удобнее было нести – и впихивают в подготовленный новостными каналами мозг.
Тихон плотно, как на иглу с заусеницами, подсел на видеоролики с авариями. Там тачки бились пачками, иногда по шесть штук, залетая одна на другую, переворачиваясь, принимая на капот пешеходов, чтобы швырнуть через крышу, как тряпку. Тихон вглядывался в экран: встанет пешеход, не встанет. Иногда вставали, отряхивались, и топали дальше. Иногда обижали невиноватый капот разгневанным на водителя кулаком, иногда сносили ни за что зеркальце – чтобы не торчало, мать его.
Иногда не вставали, и было понятно, что и не встанут. Тихон тогда вглядывался в себя – как мне сейчас, больно за человека, или я тварь бездушная? Бывало и так, и так.
Отдельной статьей пошли бетономешалки, непонятно какого черта летящие на всех бензиновых парах со своими дурацкими вертящимися бочками – что, неужто бетон и впрямь так быстро стынет, что надо нестись под сотню сквозь центр города, сшибая светофоры и прыгая на микролитражки, как сенбернар на болонку? А иногда они вовсе не летели, а едва ползли, но все равно ухитрялись на повороте завалиться, как алкаш, и рухнуть на землю, дрыгая колесами в тупом оргазме.