— Да. Их наводят по распоряжению мистера Вульфа.
— Но почему же он... — Пауза. — Но почему?
— Откуда вы говорите, мисс Мардус?
— Из телефонной будки. Это имеет значение?
— Может иметь. Я бы не хотел обсуждать данную тему по телефону, даже если вы говорите из автомата. Думаю, и вы того же мнения. Ведь вам пришлось потратить немало сил и денег, чтобы сохранить в тайне происхождение ребенка.
— Какого ребенка?
— Право же, не стоит притворяться. Сейчас в этом уже нет смысла. Итак, если вы настаиваете на ответе, приходите к нам. Мистер Вульф освободится в одиннадцать.
Долгая пауза.
— Могу прийти в двенадцать.
— Прекрасно. С нетерпением буду ждать вас.
Повесив трубку, я вернулся к кукурузным оладьям, но теперь, сосредоточенно размышляя, почти не замечал их вкуса. Что поделаешь, до встречи оставалось не так много времени. Выпив вторую чашку кофе, я отправился в кабинет. Покончив с обычными делами, нажал на селекторе клавишу вызова оранжереи. Надо предупредить Вульфа: ведь он полагает, что в одиннадцать она будет сидеть в красном кожаном кресле — так мы с ним решили. Теперь же он сможет приступить к работе на целый час позже и должен по достоинству оценить такой подарок судьбы. Он и оценил. Когда я поведал ему, что наша дама позвонила сама, сэкономив таким образом десять центов из его бюджета, и явится к нам в двенадцать, он пробурчал:
— Удовлетворительно.
А я сумел потратить лишний час с пользой для дела. Предупредив Фрица, что отлучусь, забежал на Одиннадцатую улицу, известил Люси о прекращении спектакля на площади Вашингтона и сказал, что подробности сообщу позже. Затем снял с коляски фотокамеры и отнес их Элу Познеру, попросив прислать счет. В десять минут первого раздался звонок в дверь, и я впервые смог воочию увидеть мать подкидыша, которую мы так долго искали. Первое впечатление было примерно таким: Ричард Вальдон — просто идиот, если, черт побери, при живой Люси решил завести шашни с этой штучкой. Будь она лет на двадцать постарше, ее без преувеличения можно было бы назвать каргой. Но, когда я, усадив гостью в красное кожаное кресло, уселся за свой стол и вновь посмотрел на нее, моему изумлению не было предела: напротив Вульфа сидела совсем другая женщина — так переменилось ее лицо. Ну просто очарование: и нежность во взгляде, и кокетство, и вообще она была сама любезность. Впрочем, «любезность» — это не совсем точно. Она просто не сочла нужным надеть маску любезности для парня, открывшего ей дверь. Да и сладость в голосе, когда она говорила Вульфу, как приятно посетить его дом и встретиться с ним самим, была очень искусственной. А вот вызов звучал вполне натурально и, похоже, был свойственен ей от рождения. Вульф откинулся в кресле, разглядывая гостью.