И голос спрашивает: почему не все? почему не отдашь ей всё, что есть?
Осторожно, такой вопрос может отравить тебе жизнь. Твоя любовь к красоте может тебя просто убить.
Если ты слышишь этот вопрос, значит, ты болен. Ты душевно болен. У тебя нервный кризис.
А ванная кружится, вертится с невыносимой быстротой. Я смотрю на унитаз.
Ответь на вопрос, идиот. Не стой как столб. Я не могу отдать нищей все деньги, потому что я…
потому что я…
по…
Одну минуту. Одну минуту. У меня есть убеждения. И есть причина, почему я не могу отдать нищей все мои деньги. Да, я дам ей часть — я всегда даю с удивительной щедростью людям, имеющим меньше, чем я… Но, во-первых, вполне объяснимо, почему деньги есть у меня, и именно поэтому я не собираюсь отдавать всё. Другими словами, я эти деньги, черт возьми, заработал. Я много работал. Я работал. Я работал. Я много работал, чтобы заработать эти деньги, и эти деньги — мои, потому что я их заработал. Я заработал деньги, и поэтому они у меня есть, и я могу тратить их, как мне угодно. Это — основа всей нашей жизни. Почему я могу жить в этом отеле? Потому что я заплатил за жилье — своими деньгами. Заплатил, чтобы здесь жить, и это дает мне определенные права. Я имею право здесь жить, и чтобы меня обслуживали и делали для меня то, что положено. Вот, например, сегодня утром горничная оставила мой номер в беспорядке. Пол был грязный, свежего белья не постелили, корзину для мусора не вынесли. А я платил за жилье, платил за то, чтобы меня обслуживали, имею на это право, но горничная не обслужила меня как полагается. И это неправильно.
Снова накатывает приступ рвоты. Мои плечи тянутся к унитазу и тянут за собой меня. Моя голова тянется к фаянсу, и меня рвет, и рвет, и снова рвет.
Почему эта старуха больна и умирает? Почему у нее нет денег? Или она никогда не работала?
Идиот, жалкий идиот, конечно, она работала. Она работала по шестнадцать часов в поле, на фабрике. Она работала, горничная работала. Ты говоришь, ты работал. Но почему твоя работа приносит тебе так много денег, а их работа не дает им практически ничего? Ты говоришь, «заработал» деньги. Чудесное выражение. Но как же ты «заработал» так много и в такое короткое время, а они за то же время «заработали» так мало?
Жар пробегает по мне маленькими волнами, пурпур коврика все густеет и густеет, громадные, толстые водяные клопы покрывают пол и бегут, быстро. Сотни — и бегут, построившись некими фигурами. Я встаю, чтобы они не пробежали по мне, и высокий революционный охранник в нижней рубашке поднимает ногу. Он поднимает ногу. А потом разворачивается и бьет меня ногой в лицо, и я падаю назад, спиной на нары, на жесткие нары. Я в камере, а охранник лезет в большую сумку и вытаскивает тоненькую книжонку, вроде бы знакомую. Он швыряет ее мне и выходит из камеры. «Прочти ее, — говорит он. — Прочти. Прочти ее».