Может ли такое быть — неужели такое возможно? Толпа преступников — или безработных олухов, людей, которые год назад голодали в трущобах? И они будут управлять теперь фабриками, школами — всем, целой страной, целым миром?
Мы должны предотвратить это, хотя буяны уже повсюду втолковывают бедным, что нынешний уклад — не Богом дан, что миром можно править в их интересах. Так что мы должны устроить специальную школу для бедных, преподать бедным кровавые уроки прошлого — рассказать о преступлениях, совершенных буянами и бунтарями, последователями Маркса. Вбить уроки истории им в головы. Истории, истории. Преступлений. Угнетения. Голодных годов. Катастроф. Внушить бедным, что они ни в коем случае не должны захватывать власть, потому что правление бедных всегда будет неумелым и всегда будет жестоким. Бедные кровожадны. Необразованны. Лишены талантов. Для их же блага — это не должно случиться. И пусть поймут, что мечтатели, идеалисты, те, которые говорят, что любят бедных, в конце концов станут оголтелыми убийцами и тот, кто утверждает, что может создать нечто лучшее, всегда создает в итоге худшее. Бедные должны усвоить эти важные уроки, главы истории. А если не усвоят, их всех надо вывести и расстрелять. Невнимательность и непонятливость недопустимы.
А там, где мы увидим, что эту школу избегают, мы должны предупредить бедных, что пострадают даже невиновные. Мы не можем примириться с насилием над символами закона, над солдатами и полицией. Мы должны убивать тех, кто совершает эти преступления. Но если насилие продолжается долго, то те, чьи старшие сестры и братья уже убиты, могут исполниться такого гнева, что перестанут бояться смерти. И чтобы управиться с такими людьми, нам, возможно, придется пойти дальше — вырезать у них языки, кромсать им лица, пытать у них на глазах их родителей, позволять солдатам насиловать их детей. Только так можно управиться с людьми, которые не страшатся смерти.
И поэтому мы внушим бедным, что да, да, мы дадим им вещи, но сколько дадим и когда, решать будем мы, потому что всего мы им не дадим.
И теперь уродливая книжка снова раскрыта на главе первой, и я снова читаю ее, и главу вторую — ее я тоже читаю снова, а пол по-прежнему усыпан водяными клопами. Они бегут, построившись в те же сложные фигуры, но я сметаю несколько штук в сторону и ложусь среди них. Я слушаю странный стук у меня в ушах.
И голос, похожий на звуки рвоты, медленно выходит у меня из глотки. Стоп!
Все были добры ко мне всю мою жизнь.
Нет. Послушай. Я хочу тебе кое-что сказать. Ты все понимал неправильно. Старуха, наклонявшаяся, чтобы дать тебе глазированную булку, тебя не любила. Тебя не любили так, как ты думал.