Так вот я хотел воспользоваться помощью детей и собирался сделать это завтра, в подходящее время.
Назавтра, после обеда тётушка уехала к подруге с визитом и мы были одни. Марфу я выставил из комнаты и сделал знак детям подойти поближе:
— Дорогой братец и Анечка. Мне трудно говорить, потому пожалуйста не перебивайте меня. Я хочу попросить вас о помощи.
Здесь главное сразу поразить, заинтерисовать. Дети вытаращили глазёнки и внимали мне аки проповеднику.
— Вы меня хорошо знаете?
— Хм, ну конечно, ты Николя, мой братец, — сразу отреагировал Петя.
— Я тебя Ники помню с тех пор, как вы переехали под Кинешму, а что? — это добавила Анечка застенчиво.
— А вот я вас совсем не помню, ни вас ни матушку вашу. Свою тоже не помню. Жизнь свою вообще не помню. Всё, что я помню — как очнулся и меня доктор осматривает. До этого ничего — вообще, богом клянусь, — и я быстро перекрестился. Вроде не ошибся, справо-налево.
Глубокая тишина, вот бы сейчас сфотографировать эти лица. Глаза огромные от удивления, особенно у сестрички, очень уж у неё все эмоции на лице. Если Петьке очень интересно и он ждёт продолжения, то сестра постарше и поумнее. Сначала я видел в её глазах удивление, непонимание, она думала о шутке или розыгрыше. Но потом пришло понимание, что я не придумываю и её глазки наполнились слезами и она прикрыла ладошкой ротик, что бы не вскрикнуть. А там и братец прочувствовал серьёзность момента, улыбка сошла с лица.
— И что теперь, как ты жить будешь? — первым нарушил тишину Пётр.
— Да вот и я который день лежу и думаю — как?
— Читаю с грехом пополам, писать не получается. Даже молитв не помню. Трудно. Может Вы мне поможете первое время? Только не надо говорить маменьке. Я хочу попробовать вспомнить. Поможете?
— Я согласен, тут же отреагировал Пётр, — ну ещё бы, такое развлечение.
— Конечно, Николя, я сделаю всё, чтобы тебе помочь, только мне скоро возвращаться в Москву, — это сестрёнка, волнуясь, возвратила ответ.
Ну, я как бы другого и не ожидал, но всё равно приятно.
С этого дня мой день изменился полностью. С утра Анечка приходила и мы занимались чистописанием. Проблемы писать у меня не было. А вот шоркать гусиными перьями по шершавой бумаге — это каторга какая-то. Бедный Александр Сергеевич, как он стихи то писал такими перьями. Это ещё сестрица очиняла аккуратно мне перья. Изучение древнегреческого и латыни было сразу мной отвергнуто.
— Николя, но без этого невозможно быть образованным человеком.
Ещё как можно, знала бы сестрица, насколько невостребованными станут эти языки позже. Занятия математикой уже Аня сама отменила ввиду того, что её уровень знаний был неприлично низкий по сравнению с моим. А вот законом божьим она мне мозги забивала.