— Ой, вон изба наша, и мамка из-под ладони глядит! Не узнаёт!.. — счастливо засмеялся Игонька.
У околицы все, кроме Митраши, слезли с Синеглазки и побежали по домам.
— Да где это тебя носило, а? — напустилась на Игоньку мать, когда он с разбегу уткнулся головой ей в подол.
Близнецы-братья Алёша и Петя высыпали из избы. Им не терпелось поглядеть на пропавшего братца.
— Не ругай меня, мама, — проговорил мальчик с гордостью. — Мы ездили за богатырь-травой.
— Погоди, я тебе сейчас такую траву покажу! Всю деревню обегала. Спасибо, Митрашкина бабушка сказала, куда вы отправились, бездельники. Вот я сейчас тебя крапивой отстегаю!
Но Игонька умоляюще поглядел на мать и протянул ей пучок жиденькой увядшей травки.
— За богатырь-травой ездили, мы не бездельники…
Игонькина мать, раскрасневшись, долго рассматривала траву, потом отшвырнула её в сторону и пошла в избу.
— Ты что это меня дурачить вздумал? Самая что ни на есть обыкновенная трава, такой в наших лугах полным-полно. Я тебе покажу, как самовольничать!
Игонька обиделея.
В это время бегавший по двору поросёнок увидел траву — и к ней. Ткнулся любопытным розовым пятачком — пахнет приятно. Вильнул хвостиком и вытянул одну травинку. Улёгся поросёнок в пыли и начал преспокойно жевать травку.
— Алёшка, Петька, смотрите — поросёнок-то наш как растёт! Глядите, глядите — уже совсем большим становится! — кричал Игонька.
Он не отрываясь следил за поросёнком, который с явным удовольствием уплетал невзрачную травку.
Близнецы сначала уставились на поросёнка, а потом тоже стали кричать:
— Поросёнок-то наш как растёт!
Игонька от волнения не находил себе места. Травка-то и вправду оказалась необыкновенной — богатырской.
Митраша никого не застал дома. Он привязал Синеглазку у изгороди, взял сноп богатырь-травы и побежал к матери на летнее пастбище.
Мальчик увидел деревянный навес, под ним отдыхали после дневной жары разомлевшие коровы. Доярки в белых халатах доили их. Митраша издали узнал свою мать. Он подошёл к ней сзади и закрыл ей глаза руками. Корова, которую доила мать, повернула безрогую голову и неодобрительно посмотрела на Митрашу.
Мать ахнула и прижала сына к груди. Глаза её наполнились слезами. И Митраше стало вдруг стыдно и больно, что он ушёл не простившись. Мать попросила его подождать и не шуметь.
— У нас коровы к шуму не привыкли, — проговорила она, утирая слёзы концом платка. — Ну-ну, милая, не балуй, — погрозила мать корове, беспокойно перебиравшей ногами.
— Можно, я ей богатырь-травы дам? — тихо спросил Митраша.