— Ты что, его светлости не веришь?
— Сказано же тебе, всё с ними хорошо!
— Просто не посчастливилось Кузяевским вот и всё!
Когда завязалась эта перепалка, мы уже покончили с делами в Ивандеевке и собирались уходить. Я поднял руки, призывая людей к тишине. И когда все замолчали, изрёк:
— Эти люди исцелены от воздействия проклятого артефакта! Сейчас им нужен отдых и медицинская помощь. Прошу вас, не бойтесь их, а помогите. Присматривайте за ними, пока не прибудут имперские службы. На всякий случай я оставлю с вами троих своих ратников.
— Вы снова уезжаете, ваша светлость? — засуетился староста. — Так быстро?
— Может быть, погостите ещё, ваша светлость? — заискивающе улыбнулась дородная женщина с длинной косой через плечо.
— Увы, не могу отдыхать, пока жители других деревень в опасности. Благодарю жителей Ивандеевки за оказанную поддержку. Да хранят вас боги, добрые люди.
Деревенские начали благодарить меня в ответ. Предлагали ещё приехать, надеялись на скорую встречу. И всё с такой искренней теплотой в голосах… Интересно, они всем аристократам так рады?
Полагаю, что нет. Но приятно, Форкх меня дери, что и меня, и весь род Оболенских будут здесь поминать добрым словом. А ещё приятнее, что благодаря моим ратникам одурманенные не напали на жителей Ивандеевки, и не утащили их в качестве корма мерзкому сарниту.
Сарниту… Что б сдохла эта тварь! Ненавижу….
Ну ничего, ещё совсем немного… Совсем чуть-чуть, и я найду это насекомое и раздавлю!
Когда мы с Ярым вернулись в Кузяево, там стало чуточку оживлённее. Нет, очищенные мною от рахны жители не пришли в себя — они все так же лежали без сознания в одном из домов. Зато прибыли Шарыпов с Отмеченным, а вместе с ними четыре дружинника-хранителя и восемь полицейских (среди которых были и два криминалиста).
Ещё наши ратники привезли трёх новых одурманенных. Их разместили в доме, находящемся по соседству от дома с «исцелёнными». Двое дружинников плюс Шарыпов и Алёша как раз и находились в этом доме, когда мы вернулись в деревню, о чём я и узнал от ратников.
— Куда? — строго поинтересовался полицейский, дежуривший возле крыльца. — Велено никого не пускать.
— Едрить тебя за ногу, какой суровый, — хмыкнул Ярый.
Я покосился на Мастера, но ничего не сказал, ибо в этот момент из распахнутой двери выглянул Шарыпов.
— Пропустите их, — ещё более строгим тоном, чем привратник, сказал эсбэшник Оболенских.
— Не велено, — упёрся полицейский.
Шарыпов посмотрел мне в глаза и кивнул вглубь дома. Затем скрылся в темноте сеней, а через тридцать секунд вновь появился вместе со светловолосым мужчиной лет сорока на вид.