Интересно и страшно стало, когда мы пошли на стрельбище. Во-первых, стрелять из пушки – очень больно, могут лопнуть перепонки в ушах, если вовремя не откроешь ебальник. Как говорили, целку порвет. Ну, я уже знал, что «ебальник» означает «рот». В открытый рот забивались пыж и дым с песком, вот тогда он превращался в ебальник. В общем, вся романтика прошла после первого выстрела.
На учениях мы должны были попасть в конус, который в небе за собой тащит самолет. Был известный случай, когда курсанты попали в самолет, а не в конус. Надо быть просто дебилом, чтобы промахнуться на два километра. Но было такое. Слава богу, не при мне.
В нашем отделении был как бы армянский состав: я был, Аветис был, Ашот был, еще кто-то из наших был. В общем, мы учились стрелять из пушки. А комбат был патриотом своей Родины, а Родиной была для него только Россия. Он на нацменов смотрел, как на биомассу. Для него все были чурками, даже те курсанты, которые пришли в армию, как я, из вузов. Хотя они были грамотнее его и знали как минимум по три языка. Вообще чурками называли в основном ребят из Средней Азии. А иногда их же обзывали пиздоглазыми. Кавказцы же были черножопыми. Ну, я уже в бане заметил, что есть в этом доля правды, но не знал, что иметь жопу белую – преимущество. Во всяком случае, для комбата и многих русских офицеров и сержантов белая жопа была национальным достоянием.
У нас было упражнение: стрельба на кучность. В воздух запускалась ракета – как одиночный салют. И по ней палили из пушки. Отлично было тогда, когда все снаряды уходили в направлении маленькой звездочки в небе. Комбат с гордостью смотрел на отделение, где было больше славян, и поощрял их:
– А ну-ка, славяне, покажите, как умеете воевать. Молодцы! Покажите этим чуркам.
И все в этом роде.
И вот настала наша очередь. Из нацменов у нас был только Щерба. Он ящики со снарядами носил, как спичечные коробки: член ему, как мы убедились, не мешал. Я тоже что-то делал у пушки. В общем, все занимались своим делом. Ракету запустили, комбат прокричал:
– Огонь!
Мы пальнули, и звездочка погасла. Мы попали прямо в нее. Это практически невозможно, но у нас случайно вышло. Я уже не помню, что происходило потом, помню только красную рожу комбата. Было такое ощущение, будто он только что узнал, что у его жены выросли яйца, и гинеколог об этом объявил в программе «Время» на всю Советскую страну и соцлагерь. Мы же гордо расселись на пушке, как будто так и было задумано.
Учебка заканчивалась, и нас должны были распределить по всей Советской армии. Дамоклов меч Афганистана опять повис над моей лысой головой. Тут же были задействованы все ресурсы нашей семьи и пущены в ход все коррупционные схемы для моего спасения. Я был единственным наследником накопленного непосильным трудом в Африке богатства и «жил за двоих». Мама опять начала психологический террор против отца, постоянно напоминала ему о цинковых гробах, которые привозили из Афганистана в «черных тюльпанах», как пел Розенбаум.