Среди этих стихов есть и отклики на политические процессы 70-х годов. Таково стихотворение «Приметы», где имеется в виду известный факт: когда судили народников, их родные старались снять лачуги поближе к Петропавловской крепости:
Видно, вновь в какой нелепости
Молодежь уличена, —
На квартиры возле крепости
Поднимается цена.
Откликнулся Некрасов и на судебный процесс по поводу демонстрации на Казанской площади в Петербурге, организованной землевольцами. Словом, стихи этих лет красноречиво свидетельствуют: крепкие нити связывали позднюю некрасовскую поэзию с революционно-народническим движением. Гражданские и поэтические традиции 60-х годов нашли достойное завершение в эпосе и лирике последнего десятилетия жизни Некрасова.
* * *
Еще в 60-х годах критик В. Зайцев отмечал в «Русском слове», что «…вся русская молодежь читала, читает и знает наизусть стихи г. Некрасова». В следующем десятилетии популярность его стихов возросла еще больше. Он без всяких преувеличений сделался кумиром, «властителем дум» молодежи, ему поклонялись, в нем видели идеал поэта, певца народа. «…Имя Некрасова, — пишет современница, — было окружено таким ореолом, что каждый из нас, людей тогдашнего молодого поколения, жаждал хоть издали взглянуть на любимого поэта, хоть послушать его на литературном чтении» (А. Степанова-Бородина).
Возле дома, где жил Некрасов, нередко бродили молодые люди в надежде увидеть его хотя бы издали. Писатель-народник Г. Мачтет, автор революционной песни «Замучен тяжелой неволей», рассказывает в своих воспоминаниях: «…мы выстаивали иногда целые часы, чтобы уловить его [Некрасова] выход на улицу или хоть один силуэт за стеклом оконной рамы…».
Воздействие некрасовской поэзии и журнала «Отечественные записки» на мировоззрение семидесятников было глубоким и органичным. Некрасов и сам тяготел к молодежи, с симпатией и сочувствием относился к начинающим литераторам, близко стоявшим к народническому движению, он встречался и беседовал с ними, хлопотал за тех, кто попадал в беду.
Тот же Мачтет сообщает о встрече с Некрасовым, которому он принес свою рукопись. Пообещав ее напечатать, редактор «Отечественных записок» начал расспрашивать гостя и с интересом выслушал рассказ об его участии в революционной работе. Мачтет сказал, что он убежденный социалист и намерен посвятить свои силы не литературе, а преимущественно «политической пропаганде».
«…Когда я кончил, он насупился и заходил по комнате, заложив руки.
— Конечно, не мне отрывать вас от того, куда влечет вас сердце, — начал он сурово и хмуро, как бы ища слов, — но я все-таки скажу вам: берегите себя… Из вас может выработаться писатель… У вас есть чувство, вы умеете любить и… — он улыбнулся. — И кусаться! — добавил он, все так же улыбаясь, причем его глаза сверкнули мне из-под сдвинутых бровей ласковой и мягкой улыбкой».