И следует неизбежный переход к свидетельствованию собственной жизнью: «Для чего и мы ежечасно подвергаемся бедствиям? Я каждый день умираю: свидетельствуюсь в том похвалою вашею, братия, которую я имею во Христе Иисусе, Господе нашем. По рассуждению человеческому, когда я боролся со зверями в Ефесе, какая мне польза, если мертвые не воскресают?» Странная забота о «пользе» в устах убежденного борца за бескорыстие идеи. Да и определение «зверями» своих оппонентов не слишком уместно для сторонника терпимости. И ироничность использования гедонистского восклицания вызывает сомнение: «мы будем есть и пить, не потому, что умрем», но потому мы должны жить и хотим жить в достоинстве. Исполняя, заметим, волю всевышнего. Да и Христос не чурался земных радостей. Грех не в них, но в отношении к ним, когда они становятся смыслом и целью земного существования. «Отрезвитесь, как должно, не грешите; ибо, к стыду вашему, некоторые из вас не знают Бога», – завершает Павел свои предостережения.
Но тема о мертвых продолжается, в их воскресении. И особенно: В каком теле они придут? Смерть для Павла представляется необходимым этапом к последующему важнейшему преображению, воскрешению в подобие Христово. То, что воскрешается не есть подобие исходного посеянного, что и пытается объяснить Павел через достаточно наивные аналогии. Но важны качественные отличия: «что сеется в тлении», то «восстанет в нетлении», … «сеется тело душевное», «восстает тело духовное» (15:42). Именно духовность есть суть грядущего преображения. И вновь ссылка на написанное: «Так и написано: первым Адам стал душою живущей; а последний Адам есть дух животворящий» (15:45). Не будем придираться к точности интерпретации. Важна лишь очерёдность: сначала «душевное», а затем «духовное», «первый человек – из земли, перстный; второй человек – Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные, и каков небесный, таковы и небесные» (15:47–48). Т. е. всё человечество заключено между двумя образами: человеком плотским, перстным, и человеком небесным. И «образ небесного» – наше будущее в бессмертии.
Но, как уже говорилось: «нетленное» не возникает из «тленного». И «тайна» преображения нуждается в уточнении: «смерть уже является необходимой: «не все мы умрём, но все изменимся вдруг. Во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными и мы изменимся» (15:51), чтобы «облечься в бессмертие». «Тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою» (15:54). И апофеоз завершения: «Смерть! где твоё жало? Где твоя победа?» (15:55)