В последней четверти XIX в. царский двуглавый орел реял над огромными территориями Восточной Европы, Северной и Центральной Азии. На западе Российская империя граничила со Швецией, Германией, Австро-Венгрией, Румынией; на юге — с Турцией, Персией (Ираном), Афганистаном; на востоке — Китаем, Японией, США. Сама по себе обширность географического пространства делала из России мировую державу. Но этим дело не исчерпывалось. Куда более значительными являлись другие факторы: мощная государственная организация, военный и экономический потенциал страны.
В России император всегда являлся «первым дипломатом»: вопросы внешней политики — первостепенная и приоритетная область забот монарха. Александр Александрович здесь никаких новшеств не вводил, взяв внешние дела под свой неусыпный контроль. «Внешнеполитическая философия» Александра III был проста, ясна и практична: правительство должно проводить политику исключительно угодную России, только в ее интересах, не допуская их ущемления. При Александре Россия именно так и поступала. Министр иностранных дел Н. К. Гире позднее справедливо называл данный внешнеполитический курс «спокойной политикой», от своих же современников император Александр получил титул «Миротворца».
В рескрипте на имя военного министра П. С. Банковского царь писал: «Отечеству Нашему, несомненно, нужна армия сильная и благоустроенная, стоящая на высоте современного развития военного дела, но не для агрессивных целей, а единственно для ограждения целостности и государственной чести России». Никому не угрожая, Россия в то же время не склонялась перед неблагоприятными обстоятельствами.
Оказавшись на троне, Александр III получил непростое наследство. Баланс внешнеполитической деятельности сводился с «отрицательным сальдо». Берлинский конгресс 1878 г. прозвучал погребальным звоном для русской внешней политики и главы Министерства иностранных дел князя А. М. Горчакова. Дело было в том, что Пруссия, которую в Петербурге так опекали, которой так долго симпатизировали, которой не препятствовали одержать победу над Францией в 1870 г. и провозгласить Германскую империю, которую воспринимали как надежнейшего стратегического союзника, вдруг «изменила», «предала». Впрочем, сам государь Александр III смотрел на дело несколько иначе: он не заблуждался насчет дружбы Берлина, знал, что там «ищут свою выгоду» и, не умаляя антирусских «заслуг» канцлера Бисмарка, справедливо спрашивал: «Сами-то куда глядели?» Ответа не было.
В начале 90-х гг. XIX в. Россия пошла на решительный шаг во внешней политике: она заключила военно-политический союз с республиканской Францией. Государственные интересы возобладали над консервативными убеждениями царя, и две столь непохожие страны стали союзниками. В память о том важном событии в Париже был построен самый красивый мост через Сену — и по сию пору носящий имя императора Александра. В свою очередь, Россия прорвала дипломатическую изоляцию и заручилась стратегическим союзником на случай возможных военных осложнений. Заключение франко-русского союза стало крупнейшим поражением германской дипломатии, означало крушение всех хитроумных политических комбинаций, так искусно и последовательно создаваемых в предыдущие десятилетия канцлером Бисмарком. В Берлине недооценили решимость русского царя и долго не хотели верить в свершившееся.