После постановки оперы в Праге Моцарт вернулся домой. И вновь его ждало разочарование. Его зачислили на придворную службу, но за мизерное жалованье. «Слишком много за то, что я делаю, и слишком мало за то, что мог бы делать». Эта должность была предоставлена ему после смерти Глюка. Но Моцарт тяготился работой: композитору, создавшему уже величайшие творения, приходилось писать музыку для придворных балов и другие малозначительные произведения.
Конечно, он писал и другую музыку. Вообще, работа была для него настоящим увлечением. Он сочинял с шести до десяти часов утра. Остальную часть дня он не писал, если только работа не захватывала его так, что он терял счет времени. Он был неусидчивым и потому часто срывал заказы или выполнял работу в последнюю минуту. Так было, например, с увертюрой к опере «Дон Жуан», которую он написал уже после генеральной репетиции в день премьеры. С присущей гению щедрой растерянностью часто забывал изложить на нотной бумаге партию фортепиано в концертах, а потом, исполняя эту партию, творил такие чудеса импровизации, что простым смертным было не под силу запечатлеть их на нотном стане.
В одном из писем Моцарт написал: «Когда я чувствую себя хорошо и нахожусь в хорошем расположении духа, или же путешествую в экипаже или прогуливаюсь после хорошего завтрака, или ночью, когда не могу заснуть, — мысли приходят ко мне толпой и с необыкновенной легкостью. Откуда и как они приходят? Я ничего об этом не знаю. Те, которые мне нравятся, я держу в памяти, напеваю; по крайней мере, так мне говорят другие. После того, как я выбрал одну мелодию, к ней вскоре присоединяется, в соответствии с требованиями общей композиции, контрапункта и оркестровки, вторая, и все эти куски образуют «сырое тесто». Моя душа тогда воспламеняется, во всяком случае если что-нибудь мне не мешает. Произведение растет, я слышу его все более и более отчетливо, и сочинение завершается в моей голове, каким бы оно ни было длинным. Затем я охватываю его единым взором, как хорошую картину или красивого мальчика, я слышу его в своем воображении не последовательно, с деталями всех партий, как это должно звучать позже, но все целиком в ансамбле».
В 1788 году появились три его последние симфонии, которые венчали моцартовский симфонизм, и, вместе с симфониями Гайдна, открывали пути для Бетховена и даже Шуберта.
Они появились в удивительно короткий срок буквально одна за другой. 39-я симфония была закончена в июне, 40-я — в июле, а 41-я — в августе 1788 года. По ним видно, какой напряженной творческой жизнью жил композитор, насколько он был полон музыкой!