Она отложила маленький барабан, на спине у нее бурдюк с водой, чтобы подкреплять воинов.
Без страха идет она по полю битвы и не отступает перед лужами крови, она не пригибается, когда со склона холма мусульмане посылают еще редкие стрелы.
Она ищет Омаяда, и когда находит его, наливает полный бокал воды и протягивает ему. «День под Бедром отомщен!» — говорит она и глаза ее блестят от счастья.
Когда он попил, она, как и другие женщины, переходит от одного раненого к другому, протягивая каждому бокал с водой. Она, идет, пританцовывая, так, что звенят браслеты на ее лодыжках, как музыкальное сопровождение песни, которая тихо, едва различимо, звучит над полем битвы:
* * *
Раненому другу подадим мы воды,
Но для раненого врага есть у нас
Наш остроаточенный кинжал.
Для победителя, который отдохнет
Вечером в нашей палатке
На кровати из душистых трав,
Для победителя умастим мы наши волосы
Маслом цветов жасмина.
Для победителя бережем мы наши поцелуи…
Мухаммед осаждает крепость Банн-эн Надир
(Персидская миниатюра около 1310 г.)
… Если вас коснулась рана, то такая ясе рана коснулась и того народа.
Эти дни мы сменяем чередой среди людей, и чтобы знал Аллах тех, которые уверовали…
Коран, Сура 3, 134
Дворец Эр Рафис купца Хедшаса находился на расстоянии четырех дней скачки от горы Оход, перед воротами иудейского города Чаибара. Четыре дня нужно было скакать на быстрых лошадях Абу Софиана, каравану потребовалось бы в два раза больше времени.
Уже начался сбор фиников. Когда Абу Софиан въехал в оазис Чаибар, он увидел сотни негров-рабов, согнутых под тяжестью корзин, несущих их в предместные дома.
Омаяд еще никогда не посещал Эр Рафи, но он сразу же его узнал по описанию: дом и белая стена, окружающая двор, которая своими фигурными углами простиралась далеко на зеленые лужайки оазиса. За ней двухэтажный замок без окон, увенчанный каменными конусами голубятен, а вокруг главного здания, так что видны только крыши, покрытые пальмовыми ветвями, множество хижин рабов, хлевов и амбаров.
Наполовину это казалось крепостью, наполовину большим поместьем. Невольно Омаяд сравнил свой узкий аристократический городской дом в Мекке с дворцом богатого иудея, они оба были торговцами в Хедшасе — и все же: какими разными были условия их жизни!
Привратник впустил его, и черный раб проводил по лестнице на верхний этаж, открыл дверь в прохладную комнату, свет в которую проникал только через крохотное окно в крыше.
Здесь на старом покрывале из верблюжьей шерсти в грязном разодранном льняном нижнем платье сидел Эр Рафи, купец Хедшаса. Оба мужчины видели друг друга впервые: встречались только их гонцы — однажды в Дамаске, когда иудей продал арабу сотню кладей сирийской пшеницы, и другой раз в городе Петре, когда люди Абу Софиана с караваном, везущим пряности, приехали на один день раньше, чем иудеи Чаибара, которые не смогли больше заключить сделок и должны были ехать дальше в Палестину или Сирию.