Наряду с повествовательными формами в предании содержатся притчи, которые в отличие от апофегматы (сентенции в связном рассказе) переданы по отдельности или в беседе без повествовательного обрамления. Здесь можно найти пророческие слова о спасении и угрозы, восхваление блаженства и скорбные возгласы, слова мудрости в виде моральных поучений и свидетельства божественных действий и власти, апокалиптическое поучение о приходе Сына Человеческого, о суде и воздаянии, притчи, где речь идет о Царстве Божьем и описывается, как все это будет происходить.
Подобного рода рассказы, передававшиеся устно, были зафиксированы письменно. Лука говорит о некоторых попытках, предшествовавших его изложению евангелия. Одно из древнейших собраний подобного рода содержится у Марка (2,1–3,6), в антологии для миссионеров, которая должна была им помогать в спорах с противниками христианских общин в Палестине. Рядом с ними — истоки притчевого предания, например собрание высказываний Иисуса пророческого и поучающего характера, которые образуют ядро Нагорной проповеди (от Луки, 6,20–49 и от Матфея, 5–7), подбор иносказаний о Царстве Божьем, которые можно найти у Марка, (4,1-34) и у Матфея (13,1-50). На основе таких собраний возникает евангелие от Марка и источник притч.
Евангелие от Марка характеризуется сочетанием харизматичности Иисуса, проявляющего свое могущество, творя чудеса, и истории страстей. Это сочетание с редакционной точки зрения объясняется сокрытой вплоть до пасхальных событий (9,9) тайной Мессии — Сына человеческого как скрытого проявления эсхатологического мандатария[6] Бога, и то, и другое понимается и обобщается как служение людям по Божьему поручению (10,41–45). У Марка Иисус предстает как вестник радости (1,14), который в приближении Царства Божьего, имеющего определенный срок, призывает к обращению, заключающемуся в уверовании в евангелия, содержание которых — Царство Божье (1,15). Это понимается не как контрсила против конкретных политических сил, а совершенно иначе, как контрсила против демонической силы зла. Вестник радости, именуемый Сыном Божьим (1,11), что определяет его отношение к Богу, и одновременно Сын Человеческий, что подразумевает его отношение к людям (2,10.29), крепко связан со своим посланием (8,35.38; 10,29). Если его деяния и споры являются наступлением на власть зла как власть дьявола, болезни и смерть и тем самым служат ослаблению демонической власти для спасения и освобождения людей (1,24; 3,22–30 и др.), то страсти становятся его собственным уничтожением силами зла; допущенные Богом, они завершают деяния Иисуса, поскольку он не позволяет отделить себя от Бога и людей (8,31; 9,31; 10,45; 14,22–25; 14,34–41; 15,34; 16,6). Таким образом, страсти могут прозвучать как победная песнь страдающего праведника (ср. Соломон, 1–5).