Но сценария все еще не было. И как его делать?
Все время вспоминались слова, которые так часто приходилось ему слышать и читать о себе в течение последнего месяца: «биологизм», «биологизм», извращенное представление о деревенской жизни, пантеистичность, и снова этот «биологизм», — какое унылое слово!..
Когда «Земля» была окончена, ему показалось, что он сумел взлететь к солнцу: вышло почти все, что он хотел сделать и вышло почти так, как хотелось.
Прочитав «Философов», он почувствовал, что крылья его растопились. Падать оказалось больно.
А мог ли он поставить «Землю» иначе?
Неужто поверить тем, кто убеждал его, что не надо писать самому, что нужно ставить картины по чужим сценариям, «жить, как все режиссеры»?
К тому же и немое кино кончалось.
Быть может, в Бабельсберге он сможет увидеть первые говорящие фильмы. Быть может, пора уже и самому думать о том, что следующий его фильм должен быть звуковым? Но ведь только профану, далекому от искусства, может показаться, что звуковое кино — это очень просто: немая картина плюс звук. Так не бывает. Новое средство выражения приносит в любую область искусства коренные качественные преобразования. Какими же они должны оказаться?
Споры среди художников начались, когда звуковое кино было еще полем технических экспериментов.
Озвученный экран еще не успел родиться, а у него уже появились яростные противники.
Уже сам Чарлз С. Чаплин успел заявить о том, что звук несет с собою в киноискусство неизбежную вульгаризацию и что для собственного творчества он сможет принять от новой техники разве лишь музыку, но не слова.
Чаплина поддержали многие — и на Западе и у нас.
Но и радикально противоположная точка зрения имела многих сторонников. Всеволод Пудовкин размышлял в статьях о том, как появление звука расширит в экранном произведении возможности сложного контрапункта, вытесняя натуралистическую, «театральную» иллюстративность.
Ясно было, что продолжать путь по проторенному маршруту нельзя; надобно начинать поиск почти сызнова, на нехоженых дорожках, и еще неизвестно, откуда и в каком направлении нужно протаптывать свою новую тропу.
Вместе с воспоминаниями о «биологизме» все это повергало Довженко в неотступное душевное смятение.
Но в поездке успех «Земли» помогал ему сохранить внешне спокойную уверенность.
После одного из берлинских просмотров в зале завязалась беседа. Вместе с кинематографистами были там и журналисты со своими наборами отштампованных словечек и ходячих представлений. «Железный занавес» еще не был придуман, но других жупелов того же сорта за двенадцать лет существования Советской власти было пущено в ход предостаточно.