латинскими буквами «РКР», груженные украинским зерном, сахаром и станками.
Один из актеров зашел в станционную парикмахерскую.
Парикмахер пригласил его в кресло. Не глядя, накинул салфетку, взбил мыло, подошел с кисточкой, посмотрел в зеркало и… грохнулся в обморок, узнав своего клиента.
Он видел его каких-нибудь пять лет назад в той же Жмеринке, верхом на черном коне, в зареве пожара, в разгуле самого страшного погрома из всех, которые пережило это местечко за время гражданской войны.
Парикмахер не ошибся.
В его кресле сидел бывший бандит, атаман Юрко Тютюнник, игравший в «ПКП» самого себя.
Уже находясь в эмиграции, Тютюнник послал письмо украинскому Советскому правительству. В письме он каялся, рассказывал, что многое передумал и понял; просил разрешения вернуться и в труде искупить вину перед своим народом. Это ему разрешили.
В сценарии «ПКП» было рассказано, как, готовясь к вторжению на Украину, маршал Юзеф Пилсудский сговаривался с Тютюнником через Петлюру. Одновременно с переходом белополяков через границу Тютюнник должен был в глубине Украины поднять контрреволюционное восстание, захватить власть и расчистить интервентам дорогу. Но заговор был раскрыт, авантюра не состоялась, и Тютюнник бежал навстречу пилсудчикам.
Раскрытие заговора и стало сюжетом фильма. Тютюнник исправлял в сценарии «исторические детали» и согласился играть в картине самого себя.
Он жил в Харькове, преподавал в военном училище предмет, возникший из опыта гражданской войны, — что-то вроде тактики уличного боя. Кроме того, он пробовал перо в сентиментальных рассказиках и киносценариях и время от времени появлялся с рукописями в редакции «Вістей». Там Тютюнник познакомился с Александром Довженко.
Сашко сказал сухо:
— В двадцатом в Тетиеве едва унес от вас ноги. Был там уполномоченным губкома. Не ушел бы — вы бы меня повесили.
Посмотревши «Укразию» и «ПКП», Довженко говорил Яновскому:
— Время для «Илиады», а делаем «Пинкертона».
Вскоре после берлинской премьеры вышел и у нас на экраны фильм Фрица Ланга «Нибелунги». Сашко смотрел обе серии — «Зигфрид» и «Месть Кримгнльды» — и вспомнил Берлин, каким он видел его полтора года назад. Исторический фильм показался ему вполне современным.
— Это политическая картина, — утверждал он. — Разбитая Германия будит в потомках память о доблести предков.
Реваншистские и расистские черты «Нибелунгов» он разглядел мгновенно и безошибочно: фильм был сагой в честь «белокурой бестии», и Пауль Рихтер в роли Зигфрида должен был олицетворять дух арийства, рожденного для господства над миром.