Довженко не унимался.
— А если пустить пленку обратным ходом? — предлагал он.
Чего только не приходилось снимать Роне на своем долгом операторском веку! Но эти забавы и его увлекли, как мальчишку.
Зажженная папироса сама влетала в рот курильщика.
Прыгун взвивался спиною с тротуара на подоконник.
На две минуты жизнь на экране начинала смешно и нелепо бежать вспять вопреки всем законам.
На натурные съемки они выезжали в маленький городок вблизи Одессы. Небо было безоблачно. Прожектор июльского солнца включался с рассветом и работал безотказно до самого заката. И с рассвета до заката жужжал старенький съемочный аппарат и работала группа.
— Какая красивая шляпа! — восторгался Довженко на улице.
Широкополая соломенная шляпа на южный манер защищала от солнца огромного битюга с толстенными мохнатыми ногами.
Демуцкий снимал битюга в шляпе. Снимал яркий базар, алеющий крупными помидорами, уставленный кринками с молоком, шарами желтого масла, уложенными на капустных листьях, корзинами черной и сладкой вишни. Он снимал беленькие дома с палисадниками, где ждала своего вечернего часа привядшая под дневным солнцем резеда и маттиола, где блестели лаковой желтизной ноготки и пышно раскрывались пионы, а по стенам щедро вились «крученые панычи» вперемежку с диким виноградом. Снимал послеполуденную дрему на пыльных улицах. Зеваки толпой переходили за актерами с места на место и мешали снимать. Но это никого не раздражало.
— А что, если… — так каждый начинал тогда свою новую фразу.
Выдумки приходили одна за другой и тут же осуществлялись. Даже самый старый из всех — грузный, страдающий от одышки актер Замычковский — тоже оказался неистощимо изобретательным выдумщиком. Он не только заставлял своих товарищей покатываться со смеху, снимаясь в роли добропорядочного кооператора, на которого нежданно-негаданно свалилась злополучная «ягодка любви», но и придумывал бесчисленные «розыгрыши», не щадя никого из участников съемок. То вдруг легкомысленный и щеголеватый Демуцкий получал загадочную записку, в которой неизвестная девица назначала ему свиданье у почты. И конечно же, у почты в назначенный час, сгорая от нетерпения, оказывалась вся съемочная группа и видела, как навстречу Демуцкому появляется сам Замычковский, переодетый в женский сарафан и изображающий жеманную провинциальную львицу. То сам Довженко оказывался жертвой какого-то маньяка-изобретателя. Тот ловил его на съемках, в сквере, в коридоре заезжего двора и силился всучить какое-то совершенно фантастическое предложение из области агротехники. Потом выяснилось, что Замычковский не пожалел времени, часами репетируя эту роль с местным драмкружковцем, который явился к нему, чтобы засвидетельствовать свое восхищение.