– А у нас, – продолжаю, борясь с внезапно накатившей усталостью, – каждый мирный день – это ещё один пароход с переселенцами из России. Ещё один самолёт. Десяток пулёмётов. Обученный санинструктор…
Вздохнув прерывисто, заставляю себя замолчать, хотя список этот едва ли не бесконечный.
– Не нужна… – задумчиво повторила Надя и снова обернулась к карте. Короткое, задумчивое молчание…
– А если… – она обернулась ко мне, и в голосе её прозвучал злой азарт, – уничтожить партию войны?! Физически?
В несколько минут, постукивая на доске мелом, она вывела основных фигурантов и предложила весьма дельные, а порой даже изящные, пути их устранения. И даже…
… не всегда насильственные. Да, будут трупы, в том числе и людей непричастных. Но…
– Работаем, – сухо киваю я.
– Нет… – Надя даже попятилась, – ты хочешь сказать, что мы…
Она выразительно обвела руками нас.
– … вот так вот?! Просто?
– Вот так, – спокойно отозвалась Фира, – Не самые умные, не самые компетентные… но кто, если не мы?
– Нет никаких других, Надя, – грустно усмехнулся я, – оглянись! Мы и есть отцы-основатели, столпы общества и государства!
– Ужас, да? – невпопад отозвался Санька от грифельной доски, сбивая пафос и эпос момента, – Мы, и столпы!
Он потряс нечёсанной головой, будто пытаясь выбросить оттуда эти дурацкие мысли. Столпы… Ха!
– Действительно… – Надя растерянно улыбнулась и болезненно сощурилась, массируя виски и наверное, пытаясь вспомнить более компетентных и влиятельных, – а ведь и некому больше… Боже мой…
– Слово предоставляется депутату Морозову…
Спикер Городского Совета ещё не договорил, а по широкому проходу, устланному красной ковровой дорожкой, уже стремительно шёл, почти бежал Илья Логгинович, не обращая внимания на пустой левый рукав, выпавший из кармана пиджака. Плотно сжатые губы и раздувающиеся ноздри тонкого, несколько хрящеватого носа, свидетельствовали о крайнем возбуждении этого обычно спокойного и сдержанного человека, и Илья Логгинович не обманул ожиданий.
– Хватит! – рявкнул он на африкаанс, воинственно выпятив вперёд короткую, задиристую рыжеватую бородку, и с силой ударив добела сжатым кулаком по трибуне, – Хватит это терпеть! После захвата Дурбана Фольксраад навязал нам своих представителей, навязал вопреки всем демократическим процедурам! Вопреки здравому смыслу и воле народа!
– Мы не стали оспаривать это решение… – глухо произнёс он и вздохнул прерывисто, набирая воздуха в ходящую ходуном грудь, – Не стали, посчитав его за обычную перестраховку от радикалов в наших рядах! От тех немногих, кто протестовал против статуса вольного города в составе ЮАС, и видел Дурбан неотъемлемой частью Русских Кантонов! Мы пошли навстречу опасениям консервативной части Фольксраада, проглотив обиду и стерпев унижение.