Польша и Прибалтийские губернии – ничто по сравнению с возможностью вести свободную торговлю по всему миру! Качество немецких товаров превыше всяких похвал, и по сути, у пруссаков нет необходимости в захвате чужих колоний. Достаточно сломать колониальную торговую систему, с её протекционизмом и прямым военным давлением, и немецкое качество завоюет мир!
… вот только национальные комплексы неполноценности никуда не делись, и весь народ настроен на захват жизненного пространства. Отчасти – да, необходимость получать сырьё… но в основном просто для того, чтобы было!
Чтобы любой немец, будь то крестьянин или сам Кайзер, проснувшись поутру, смотрел на карту мира и гордился Фатерландом!
Воевать же с Россией… нет, этого не хочет никто! Ради чего? Вряд ли кто-то из немцев сомневается в победе, но распылять силы и портить отношения с огромной страной ради Польши и Прибалтийских губерний, беременных национализмом и Революцией? Нет уж…
Помочь им обрести независимость, получив таким образом буферные зоны и отчасти отрезав Российскую Империю от европейской торговли, это сколько угодно… Но не ценой военного конфликта!
В случае войны Германия даже не планирует выставлять на восточный фронт хоть сколько-нибудь серьёзные силы, и тем более переходить в наступление. Зачем? Территориальные претензии к Российской Империи есть только у Австро-Венгрии, вот пусть она с Россией и воюет!
А если же на стороне Антанты выступят ещё и балканские страны, аппетиты ведущих держав могут разыграться, и война Колониальная станет Мировой!
… а мы, всей душой желая поражения Российской Империи, не хотим гибели не единого русского солдата. Пасть должен не фронт, но Самодержавие![84]
* * *
Двадцатого февраля 1903 года в порт Кейптауна зашёл первый морской конвой из Соединённого Королевства, и на землю Капской колонии ступила нога британского солдата. Две недели ушло на обмен дипломатическими нотами, гневные филиппики в прессе и ультиматумы, а шестого мая Британия объявила о разрыве мирных соглашений.
– Он, паскуда, раньше в Натале жил, – мешая русский и африкаанс, горячечным шёпотом рассказывал Роэль напарнику, расположившемуся поблизости под миртовым кустом, – адвокат…
Слова падали в горячий прокалённый воздух, подрагивающий от жары, и стороннему наблюдателю могло показаться, что они обретают видимые, едва ли не одушевлённые формы. Будто сотни крошечных духов вьются, пританцовывая, у головы африканера, и выстраиваются в очередь, толкаясь и распихивая друг друга, отчего речь африканера звучала отрывисто и скомкано.