Слышен только посвист ветра в камнях, да если замереть и приглядеться, можно увидеть торопливую суету мелкой живности, спешащей на охоту в эти предутренние часы. Земля и камни и ещё не прогрелись, и снизу ощутимо тянет холодком, заставляя зябко подбирать босые ноги.
– Дед… – отзевавшись и подтянув ноги под себя, позвал белоголовый мальчик лет пяти, привстав со старого, многажды латаного армяка, расстеленного на скошенной ещё с вечера траве, – деда…
– Чевой тебе, малец? – сонно отозвал клюющий носом старик, сидящий на выбеленном океаном причудливом бревне, с корнями аккурат под спину, что куда там креслу в помещичьем дому́, - Спи давай! Рано ишшо.
Мальчишка заворочался, засопел, но видать, выспался уже, и неугомонная, любопытная его ребячья натура снова взяла верх.
– Деда…
– Вот же неслух! – нахмурил кустистые брови старик, но в серых выцветших глазах было столько любви и ласки, что мальчик невольно заулыбался в ответ.
– Не спится, Захарушко? – беззубо улыбнулся дед, расплывшись морщинистым солнышком.
– Неа! – мотанул головой мальчишка, садясь на армяке и вкусно зевая, потягиваясь всем телом, – На всю жисть вперёд кажись выспался!
– На всю жисть… – старец закхекал так, что человеку стороннему не сразу бы и стало понятно, что он смеётся, – И-и, Захарушко… я в твои года так же думал, а потом – куда там! Всё некогда да некогда, и только зимой, да… Но какой там сон? Не… то думки думаешь о судьбинушке нашей християнской, а то просто – живот от голода подводит так, что и сон не сон, а проваль какая-то чернушная.
– Н-да… – старик замолчал, хмыкнул чему-то, и продолжил:
– А чтоб досыта спать, да без забот, так это, Захарушка, нечасто выпадало. Ну, слава Богу…
Он истово перекрестился, и подняв глаза к небу, начал по памяти честь молитву, постоянно крестясь на рдеющее утреннее солнце, краешек которого начал проглядывать из-за горизонта. Молитва его далека от церковных канонов, и является отменным образчиком апокрифической[109] из тех, от которых этнографы и историки приходят в восторг, а попы – в ярость. А сколько такого по деревням и сёлам – невытравленного ещё, несмотря на все усилия Церкви, давнишнего, самобытного…
Ребёнок, мало понимая в происходящем, молился, повторяя слова вслед за дедом с тем ребячьим интересом, когда понимания почти что и нет, но есть желание сделать всё как взрослый. В таком разе малышне вовсе не важно, что именно делать, лишь бы вслед за старшими.
– Слава Богу, – повторил старец, закончив молитву, – авось вам полегше будет, в Африке-то. Да… кто б мог подумать? Африка, ишь ты… и государство мужицкое! А обещают…