– Ну, слава Богу… – широко перекрестился Ивашкевич, – нашлись потеряшки!
– Осталось всего ничего, – хмыкнул Санька, – узнать место и время!
– Это-то? – Адамусь ухмыльнулся уголком рта, – Решаемо! Держать такую армаду близ линии фронта зряшно никто не станет. Накладно, да и опасно…
– Верно, – согласился я с литвином, – что-то ты, брат, сегодня не в форме… Голова не варит?
– Есть такое дело, – смущённо улыбнулся Санька, – Я… хм, дышал сейчас через два раза на третий, так что наверное, мозги за недостатком кислорода отказывать начали.
– Да, духовитый разведчик, – согласился я, с трудом давя смешок, но остальные и не подумали этого делать.
В штабной капонир заходить не стали – там, кажется, всё пропахло мертвечиной, так что приказав вестовым вытащить на свежий воздух столы с макетами местности и документы, расположились в десятке метров от входа, растянув огромный тент над головами.
Информацию складывали кропотливо, как паззлы, часто не видя, а скорее догадываясь о ситуации.
– А! Погодь… – вскакивал то и дело кто-нибудь из нас, начиная рыться в документах, – Своими же глазами… а, вот оно!
… но не всегда это оказывалось именно то, что нужно, и пару раз мы едва не забрели в конспирологические дебри, выстроив очередную стройную теорию на фундаменте из предположений и невнятных косвенных фактов.
– Флешетты… – подытожил Военгский, вставая со стула и нависая над столом, разглядывая местность, – это всё-таки флешетты!
Мы покрутили его версию так и этак, а я, ради чистоты эксперимента, выступил даже адвокатом дьявола, но Илья весьма аргументировано отстоял свою позицию. Бумажечка складывалась к бумажке, и копия накладной на грузы, сделанная в портовой канцелярии, ложилась к донесению агента из Англии о том, что пилоты британских ВВС особое внимание уделяют отработке полёта в составе целого полка.
– … а вот ещё! – выкладывал свой козырь Корнелиус, поминая дальнего родственника, который своими глазами видел что-то этакое… «Этакое» часто было весьма косвенным доказательством, но врать (не считая охотничьих побасенок) африканеры не приучены, а число родственников у Борста исчисляется сотнями, и это только достаточно близких.
Сейчас, начав перебирать свою память, ведомый вытряхнул из пыльных кладовок очень много того, на что ранее просто не обращал внимания. У кого-то бывший работник уехал после войны в Капскую колонию, и работая в порту, писал письма родне. Письма эти, как водится у безграмотных в массе своей чернокожих, читали (да и писали) работодатели или просто доброхоты. Так что с одной стороны – ничего вроде тайного, а с другой – проскакивало!