Через час после выезда из Остина утреннее солнце уже ярко светит. Мы проезжаем сельский дом, потом пустое пастбище, потом заброшенную заправку.
– О боже! – охает Оливия на заднем сиденье. Я бросаю на нее взгляд через зеркало заднего вида. Она прижимается к заднему стеклу. – Ты должна вернуться, – просит она и с умоляюще смотрит на меня.
– Зачем? Что случилось?
– Эта заправка такая красивая. Я обязана ее сфоткать.
– У нас тут как бы плотное расписание.
Вмешивается Картер:
– Поверь мне, лучше тебе это сделать. Она просто так не отстанет.
Оден спрашивает:
– Как ты можешь лишить нашего главного фотографа возможности сделать хороший снимок?
Я замираю.
Я знаю, что он ничего такого не имел в виду, но у меня такое чувство, будто он указывает на мою вину. Словно делает ударение на несколько слов, которые не требуют ударения. Как ты можешь отказать нашему главному фотографу – зная, что ты помогла разрушить ее репутацию в этом качестве – с учетом того, что ты позволила уничтожить все ее фотографии?
Она отмеченный наградами фотограф. Наш отдел ежегодников гордится тем, что она учится у нас. Наша школа гордится тем, что она учится у нас. Ей отдали целую стену в холле С для выставки ее работ. Она словно стала ее собственной маленькой арт-галереей. Она показывала фотографии повседневной жизни учеников, а еще снимки, сделанные в окрестностях Остина, от которых захватывало дух.
А потом, во время рождественских праздников, когда большинство учеников наслаждались своими каникулами, несколько человек проникли в здание – и все ее фотографии были изрисованы красным маркером:
Свежие новости: главный фотограф делает отличный минет!
Оливия Томас готова к работе!
Снимает головы и сосет головки!
Я смотрю в зеркало заднего вида. Оливия сжимает ладони в просительном жесте.
– Я быстро, обещаю.
Мое чувство вины обрушивается на меня. Я так резко разворачиваюсь, что Картеру приходится ухватиться за ручку двери.
Вытаскивая свою камеру, она поворачивается к Одену.
– Я говорила тебе, что продаю свои фотографии в интернете?
Он кивает.
– Если я дам тебе долю, ты согласишься редактировать мои фотографии?
– Правда? – Его лицо вдруг светлеет.
– Черт, да! Ты же лучший редактор в ежегоднике, Оди.
Оди? И погодите-ка, они вместе работают над ежегодником?
Он расплывается в улыбке до ушей.
– Конечно, буду. И тебе даже необязательно мне за это платить.
– Я определенно буду тебе платить.
Когда я подъезжаю к заброшенной заправке, Оливия просит оставить машину на обочине, чтобы она не попала в кадр.
Я оглядываю стены, покрытые граффити, жестяную крышу навеса над тем, что когда-то было бензоколонкой, постепенно сползающую на землю, лист за листом. Все окна крошечного здания заколочены, как и дверь. Здесь есть даже указатель, развалившийся на части у дороги.