Я хмурю брови.
– Что значит, ты знаешь по личному опыту?
– Мои родители родом из маленького городка в Восточном Техасе. Та еще глухомань. – Он смотрит на свои ладони, лежащие у него на коленях. – Когда мы гостим там, мне приходится выслушивать расистские речи членов своей семьи. – Наконец он поднимает взгляд на меня. – Совсем плохо всё было, когда президентом был Обама.
Мои брови взлетают вверх.
– Не сомневаюсь.
– Я не думаю, что белые люди должны произносить «дружелюбную» версию этого слова, зная, что где-то кто-то всё еще использует его для разжигания ненависти. Мне кажется нечестным, что каждый раз, когда темнокожие люди слышат это слово, им приходится гадать, оскорбляют их или нет.
Я смотрю на Одена, едва не плача.
– Ух ты, Оден.
– Что? – он со смущенным взглядом поворачивается ко мне.
– Спасибо! – Никто из моих белых друзей еще не видел меня так. Мне хочется купить ему подарок. Хочется обнять его. Черт, да мне хочется броситься к сцене, вырвать Оливию у Кендрика и прокричать ей в лицо, какой Оден замечательный. Ей бы так повезло, если бы она стала с ним встречаться.
Картер возвращается с двумя «Дос Экуис».
– Спасибо, спасибо, спасибо! – вопим мы с Оденом, выхватывая у него пиво.
– Завтра вам обоим будет очень хреново, – говорит он, глядя, как мы пьем. – Напоминаю, завтра нам нужно посмотреть наш второй фильм о Джоне Кеннеди.
Я поворачиваюсь к нему.
– Ой, да.
– Ко мне домой больше не поедем, – говорит Оден, указывая на нас своим пивом. – Картер, твоя очередь.
Он вдруг смущается.
– Эм, я… в общем, у меня дома не на чем смотреть диски.
– Ой, точно. Ты же мне говорил, – отвечает Оден. – Тогда, наверное, мы снова поедем к Куинн.
– Ладно, отлично, – бормочу я, жадно глотая пиво. Рэп-стихи, исполняемые хором, сливаются в какую-то кашу, как и всё остальное.
Я смотрю в упор на пустой диван напротив нас, голова наполняется чем-то тяжелым, пока Картер не произносит:
– Ты уверен, что мы не можем собраться у тебя, Оден? Твоя мама показалась мне очень милой.
– А что не так с моим домом? – спрашиваю я, резко вскидывая голову.
Он поджимает губы.
– Твой отец считает меня преступником.
Я захлопываю рот. Я не могу спорить с ним – не после того, как он меня успокоил.
– Тебе всегда рады в моем доме, – говорю я, отводя взгляд. – Мои родители ругались весь день после того, как ты ушел. Я знаю, что папе стыдно за то, как он отреагировал.
– Я не знаю этого наверняка. Страх опасен. Страх убивает темнокожих людей.
– Ты думаешь, что папа убил бы тебя? – спрашиваю я, встречаясь с ним взглядом.
– Если бы у твоего отца при себе в тот день было оружие, думаю, сейчас я мог бы быть мертв.