Я скользнула в щель между вратами. В остроге было тихо и пусто. И ни людей, ни костров, лишь волшебные рыжие огни вдоль стены. А всё пространство между постройками заполняли статуи. Торговцы, ремесленники, извозчики, зеваки…
– Да уж… – снова пробормотала я. – Ну, Зим…
– Чали, – меня, запыхавшись, догнал староста. – Вон туда нам. Вот та башня.
Угрюмое, громоздкое и нелепое трёхэтажное строение, закутанное в ледяной саван, нависало над низкими домиками городской верхушки. Которая, надо отдать ей должное, сейчас была с людьми – думала, подсказывала, руководила. А о пленнике…
– Забыли? – спросила я резковато. – О том, кто в яме?
– Что ты, чали, – обиделся староста. – При нём же стражник. Огня и тепла внутри хватит.
Да нужно Зиму это тепло…
– Как внутрь попасть? – наледь на башне цельная, толстая, ни окон не видно, ни дверей.
– Чёрный ход, – пояснил староста. – Покажу.
К башне жалась кособокая каменная сторожка с выбитой дверью и одной комнаткой. Староста отыскал в углу лаз, поднял крышку и прихватил со стены фонарь. Мы спустились в подземный коридор, тесный, сырой и блаженно (для разгорающейся меня) холодный. По пути я рассеянно выслушала короткую историю об «очень больших и старых» вратах башни, которые и без шалостей духов промерзали зимой так, что не выйти. Поэтому появилась нужда в подземных крысиных ходах. Башней давно толком не пользовались, но ходы исправно чистились и содержались в порядке. Всякое ж бывает.
Поднявшись по стёртым ступеням наверх, я огляделась. Темно, мрачно и сыро. Межкомнатные перекрытия давно сгнили, и всё, что от них осталось – балки на каменном потолке и стенах. А врата действительно оказались огромными – в четыре человеческих роста и покрытые расписной наледью. По стенам лучились редкие фонари, дающие больше теней, чем света. И, щурясь, я рассмотрела у дальней стены каменную лестницу.
– Сюда, чали, – тихо кашлянул староста, и под потолком загуляло боязливое эхо, отчего в башне стало ещё угрюмее.
Между фонарями чернел дверной проём. Мы прошли длинным коридором и спустились вниз в так называемую яму – небольшой полуподвальный закуток, где у решётки откровенно посапывал стражник. И пленник, кстати, тоже. Яму наполняли храп на два голоса, тусклый фонарный свет и идущее от стены, расписанной зачарованными символами, тепло.
Когда староста снял с крючка ключи и отпер решётку, стражник даже не шевельнулся, лишь всхрапнул громче.
– Я же говорю, нет у нас убийств, – смущённо улыбнулся староста и протянул мне ключи. – Непривычные мы охранять супостатов. У нас стража не для наведения порядка, а чтоб его беречь.