— Интересно, что они мне говорят? — произнес Даниэль, разговаривая с самим собой, но ему ответил писарь.
— Что ты недоумок. Только блаженные дули воробьям показывают, да с курями разговаривают.
Прохор задохнулся в порыве хохота.
— Вот за что я тебя люблю, властелин пыльных фолиантов, так это за то, что ты хоть и крайне редко, но можешь выдать что-то действительно смешное! Ха-ха-ха!
А вот мастер не нашелся, что ответить. Слова писаря вогнали его в ступор. Он так и топал, пока гречишное поле не кончилось, и перед троицей не раскинулось село в сто домов, не меньше.
Как оказалось, Тихая заводь лежала в естественной чаше, что образовали зеленые холмы. Отсюда, с вершины, хорошо был виден и Фрилфаст, точнее шпили его башен. До города еще миль десять, не меньше. Осознав сей факт, писарь вздохнул так громко, как только мог. А на горизонте высились острые пики Северных гор.
Спуск с холма занял около получаса. И все это время Фрэд не переставал причитать, но его стоны не смогли прогнать улыбку с лица Государя, а Даниэль, казалось, и вовсе перестал обращать внимание на бумагомарателя.
— Смотрю я на все это, — мастер сорвал травинку и зажал ее губами, — и вспоминаю наших музыкантов. Помнишь, у них песня такая есть. Про траву на полях, про туман?
Изобретатель никак не мог себя заставить называть Прохора по имени, поэтому говорил вроде как сам с собой, но всегда подразумевал диалог с королем, а тот, в свою очередь, точно понимал, что обращаются именно к нему, и всегда отвечал.
— Помню, а еще у них есть другая. Мне она сразу на душу легла, — Прохор попробовал поймать кузнечика, но оставил эту затею. Он расстегнул куртку, под которой скрывалась такая неудобная и жаркая броня, подаренная мастером, снял сапоги и тихонько запел.
Тихо шумит листва.
Ночь, будет опять гроза.
Алым светом небеса
ослепят глаза, глядя в облака.
Кистью из огня
оживит искра в небе образ
Красного всадника.
Всадник помчится стрелой,
горы он разобьет рукой.
В недрах огненной долины
ждет его она, как всегда одна,
женщина — лавина:
косы из огня, и глаза
сверкают как гроза.
У огромного костра
до краев она им нальет вина.
Зачарованы,
будут песни петь до утра
дети огня.
А когда придет любовь,
то спалит дотла все вокруг дома
огненная кровь.
И горят сердца, а в небе снова
будет гроза!
Скоро кончится дождь…
Едва Прохор закончил петь, путешественники ступили в Тихую заводь. Село встретило гостей абсолютной тишиной, если не считать лая собак да кукареканья петухов. Людей и след простыл, словно все вымерли.