Согревал и не смел тронуть. Чувствовал, как под рукой бьется его сердце. Обнюхивал, словно щенная сука свой приплод, приткнувшийся к ее молочному брюху в поисках корма, тепла и защиты. Еще немного и начну его вылизывать, усмехнулся Марин. Вдруг вспомнил, что макушку как высшую точку тела человека буддисты считают местом, где обитает его душа. И вообразил, что целует его душу.
И все же… Он пришел? Но к мужчине за любовью приходят не так. Не сворачиваются клубочком, не сопят под мышку. Как странно. Он думал, что давно решил для себя этот вопрос. Но сейчас что-то мешало ему поступить так, как он хотел, как он привык поступать. Мальчишка своим доверием сковал его руки и перенаправил в другое русло его мысли. Или все это он, Марин Залевский, с успехом проделал с собой сам? Но чьим бы это ни было замыслом или ошибкой, все, что он теперь мог позволить себе, – это вдыхать его и любоваться им. И нашептывать спящему любимые строки из Заболоцкого:
«День прошел, и мы с тобой —
Полузвери, полубоги —
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.»
Проснулся в несусветную рань, когда солнце еще не взошло, но уже на подходе, и мир вокруг – нежный, расслабленный и беспомощный. Но вот завозился, расцвел, заиграл всеми красками утра, зазвучал разноголосицей деревенского двора – квохтаньем кур, надрывным лаем собачьих разборок, птичьим щебетом. Марин обнаружил, что лежит без подушки на самом краю тахты, вытесненный ночным пришельцем-захватчиком. Такая вот аннексия с контрибуцией.
Под окном кто-то на повышенных тонах на незнакомом языке выяснял отношения, не сложившиеся, должно быть, с ночи. Марин полюбопытствовал. Под верандой размахивали руками два парня с рюкзаками, и по вдруг узнанному «рэга!» и характерному жесту Марин догадался, что это израильтяне. Алтухер рассказывал: постармейский релакс. Прилетели на отдых и ищут своих. Он улыбнулся, вспомнив, как в прошлом году стал свидетелем забавного зрелища: специальные люди из специальной службы собирали по пляжам и притонам своих застрявших в этих краях дембелей, приводили их в чувство и увозили на родину.
– Эй, мотеки (сладкие – любимое обращение Алтухера)! Your pals are over there! – крикнул он, махнув рукой в южном направлении, где кучно селились их соотечественники и висела на дереве огромная стилизованная ладошка с молитвой.
Сколько чудес таит в себе каждое новое утро, сколько надежд рождает его перламутровая нагота и безмятежность! Хореограф наслаждался свежестью раннего часа. Улыбался, представляя, как заглянет сейчас в глаза своего спутника, спросит о чем-нибудь, услышит его голос. Жизнь на отдыхе состоит из таких приятных пустяков! Потянулся, ощутил свое тело, проделал несколько упражнений из комплекса у-шу, вдруг заметил местную чумазую ребятню, с интересом наблюдавшую за его эскападами, и сбежал под сень шатра.