3. Из восьмисот уволенных с военной службы людей, находившихся в западных районах Франции (такое же число было уже перевезено в Россию).
Общий состав военных контингентов, находившихся, собственно, во Франции: 453 офицера и 15 590 солдат.
II
Люди, не выразившие желания работать во Франции или Македонии (около девяти тысяч, из которых около четырех тысяч прибывших из Франции), были собраны в Северной Африке. Жизнь их, по многим данным, протекала в условиях, близких к условиям военнопленных. Они были размещены в пунктах, по возможности, малонаселенных и находились под надзором алжирских стрелков. Из их числа, в конце концов согласившиеся на работу были сосредоточены в Алжире, где организованы были в роты приблизительно по двести человек с французским командным составом.
Оставалось еще пять тысяч человек, которые окончательно отказались от работы.
До семисот человек были приняты в части Иностранного легиона, причем ожидалось дальнейшее увеличение их числа.
III
Большинство офицеров использовано в батальонах Русского легиона, на базе и в рабочих ротах. Излишки находились в учебных центрах. Пятнадцать офицеров были использованы в гидроавиации.
IV
Русские военные контингенты имелись также в Македонии, в числе двухсот семидесяти пяти офицеров и пятнадцати тысяч солдат. Они составляли:
1. Две группы артиллерийского парка (двенадцать офицеров и шестьсот тридцать солдат).
2. Двенадцать рабочих батальонов (десять тысяч человек).
3. Тысяча восемьсот человек, предоставленных в распоряжение английской армии и греческого правительства. 4. И еще некоторое число различных отрядов, использованных различным образом.
Решение французского правительства о расформировании русских воинских частей ставило в очень тяжелое положение русских офицеров. Огромное большинство их оказалось не у дел, хотя и желало продолжить свое участие в военных действиях, почему в некоторых полках пришлось прибегнуть к жребьеметанию. В продолжении службы офицерство видело выполнение своего долга перед Россией. С другой стороны, воспитанное в иных принципах, оно не могло приспособиться к новым уродливым формам существования, создавшимся в русской армии в результате революции, справедливо усматривая в них начало полного уничтожения воинских дисциплины и порядка. Положение офицеров затруднялось еще тем, что, не понимая трагизма их судьбы, но видя лишь результаты наступившего разложения войсковых частей, во Франции многие склонны были обвинить офицерский корпус в бездеятельности, легкомыслии и даже недостатке понимания своего долга. При этом упускалось из виду, что жало искусной пропаганды было направлено именно и прежде всего против офицерства, наиболее верного оплота порядка и доблести при наступивших условиях. Ускользало также то соображение, что русское офицерство воспитывалось и росло вне всякой политики, ставшей главным занятием русского солдата революционного времени. Не будучи подготовлено к политическим дебатам и уступая в ораторских талантах некоторым агитаторам, оно почувствовало себя безоружным и предпочитало уклоняться от споров, производя этим впечатление безразличия и легко теряя своей молчаливостью свой прежний авторитет. К этому еще надо добавить отсутствие сверху твердых руководящих указаний, как им держаться. Все растерялись, и никто не желал брать на себя ответственности. К тому же, стоя на прежней позиции, легко было подвергнуться со стороны солдат обвинению в реакционности, результатом чего могла явиться опасность для жизни; наоборот, сойдя с этой позиции, офицер подпадал под подозрение в потакании и неблагонадежности. Что было делать русскому офицерству, численный состав которого постепенно разросся до солидной цифры в девятьсот человекъ? Первое время, когда русские войска в Македонской армии еще сохранились, образовалась тяга офицеров из Франции в Салоники, но весьма скоро (январь 1918 года) отправка офицеров в Македонию была прекращена. Воспрещение русским офицерам прибывать в Македонию соблюдалось столь строго, что со стороны французских властей встретились затруднения даже в отправке из Марселя в Салоники вновь назначенного командира одного из полков 2-й особой дивизии! Репатриация в Россию офицеров также устраивала их мало: на Родине они должны были бы встречаться с такими же условиями, или с еще худшими, перед которыми они оказались бессильными за границею. К тому же, возможность репатриации оказалась не существующей. Генерал Ниссель, глава французской миссии в России, со своей стороны писал о ряде поступивших к нему ходатайств в России со стороны русских офицеров, искавших приема их на службу во французскую армию